Единственная для черного дракона - Марина Николаевна Александрова
Устав ждать, когда Тай проснётся, я решила тоже лечь, всё же впереди предстояли непростые события, следовало отдыхать, пока была возможность.
Проснулась от ощущения чужого взгляда. Это чувство было столь неожиданным и острым, что я тут же открыла глаза. На меня не мигая смотрели фосфоресцирующие во тьме желтые волчьи глаза. Утробный вибрирующий звук пробирал до мурашек на коже. Таймарис перекинувшись готовилась к любому развитию событий, но сдаваться, похоже, не собиралась.
— Ты, что, думаешь, это моя тайная стойка в позе спящего, с которой я начинаю атаки? — пробормотала я, потирая глаза. — Иди спи и другим не мешай, — пробурчала я. — Нашла время в самом деле, — переворачиваясь на другой бок, продолжала сонно ворчать я.
Волчицу я не боялась. Как бы там ни было, но в себе и в силе своего тела я так же была уверенна.
— И, где тебе выделили комнаты — я тоже не знаю, так что спи в гостиной, — широко зевнула я, — только обернись сначала, а то шерсть сама с обивки будешь отчищать…
Кажется, я бормотала что-то ещё по части нравоучений, но этого я уже не запомнила.
Утром, войдя в гостиную, я застала Таймарис сидящей на диване и смотрящей куда-то в одну точку перед собой. Похоже, нам придётся всё же поговорить. В конце концов, нам есть что друг другу предъявить. Она ударила меня ни за что, я сдала её хозяину, который изувечил её, потом она меня подожгла… в принципе, чем не начало для дружеской симпатии?
— Привет, — поздоровалась я, усаживаясь в кресло напротив.
Девушка резко повернула голову и хищно прищурилась.
— Что ты сделала со мной?
— Не нравится? — поинтересовалась я, изогнув бровь. — Вернуть как было?
Девушка вздрогнула, а я почувствовала укол совести. Всё же она такое пережила…надо быть деликатнее. Но, что-то мне подсказывало, что если я начну разыгрывать перед ней радушие, то она не поверит ни одному моему слову.
— Даже, если тебе хочется, но вернуть то, что забрала уже не смогу. Учись жить без боли, — прямо посмотрела в её светло-зелёные глаза и запретила себе двигаться, заметив, как увлажнились глаза волчицы. Мне действительно хотелось обнять её, сказать, как мне жаль и что теперь всё будет пусть и немного, но лучше. Но, я знала, что пока она не готова принять больше, чем просто честные слова.
— Мы плохо начали, — через какое-то время заговорила я, — ещё хуже продолжили…
— Я не могу сказать ни единой причины, что заставило меня поджечь тебя…я сама…
— Я могу, — и вновь наши взгляды схлестнулись, а в комнате повисло ощутимое напряжение.
Когда я закончила свой рассказ о том, почему именно Таймарис решила убить меня, кулаки девушки были сжаты, а ноздри гневно раздувались. Конечно, такой сильной демонице неприятно, когда противник победил её там, где она была совершенно беззащитна.
— Мне жаль, что тогда ударила тебя, — вдруг очень тихо, почти шепотом, сказала она.
— Мне тоже жаль, что произошедшее в тот день, обернулось так…
— Я любила его, — горько усмехнулась девушка, а из её глаз наконец-то побежали дорожки слёз. — Любила…
Я не знала, что будет в будущем. Встретит ли эта молодая женщина ещё того, кто поможет ей вновь поверить в любовь. Но я могла помочь ей подойти к этому моменту с лёгким сердцем. Взяв Таймарис за руку, я молча забирала её эмоции, даря умиротворение. Так началось это странное утро для двух врагов, которые вдруг оказались на одной стороне, не получив в своей ненависти ничего, кроме шанса стать опорой друг для друга.
Ближе к обеду я в полной мере поняла, что сидеть в четырёх стенах вместе с волчицей, которая не то чтобы меня недолюбливала, а скорее готова была провалиться под землю от смущения и неловкости, было не лучшей идеей. И, хотя, я заверила Ардэна, что вовсе не против того, что Таймарис останется при мне, помимо того, что она обеспечивала меня бесперебойным питанием, а я давала ей облегчение и покой, всё портила её вышеупомянутая неловкость. От неё у меня уже кожа зудела. Сколько бы я не пыталась забрать это ощущение, но оно возвращалось вновь.
После обеда пришли две девушки, которым было поручено подготовить моё платье. Высокие, стройные и голубоглазые сильфы, казались хрупкими и невозможно юными созданиями. Их пушистые белокурые волосы невесомым облаком спускались до самой талии, удерживаемые по бокам серебристыми заколками. Сами платья модисток на первый взгляд выглядели чем-то обычным, но стоило присмотреться к ткани, крою, который лишь делал девичий стан ещё более лёгким и воздушным, как становилось понятно, что шили эти наряды не простые мастера. И судя по тому, что я видела на энергетическом плане, девушки были гораздо старше, чем казались.
Уж и не знаю, как было положено в высшем свете одевать третью наложницу третьего принца, но то, что придумали эти демоницы казалось несколько чересчур шикарным даже для такой нахалки как я.
— Здесь пустим россыпь камней гойджиа, — с придыханием ворковала одна из голубушек, нарисовав на листе бумаги силуэт платья, которое они изобретали для меня.
Я могла бы поинтересоваться не слишком ли они решили влезть в карман Ардэна с такими предложениями, а потом подумала и решила, что не слишком. За всё надо платить. Раз он решил ввести меня в свет и представить, как…
На этой мысли я вновь поджала зло губы и сжала кулаки.
«Спокойно, самое главное, не забывать дышать… Как говорила Нэн, мужчина платит — квисэн пляшет, настанет ночь и он заплачет».
Хочет наложницу — будет ему, главное метку снять…
Все эти мысли сами по себе жгли нутро. Порой это было настолько болезненно, что я начинала задыхаться от разрываемых меня эмоций. Всего было слишком много. Неподвластные чувства к дракону, в спину которого хотелось впустить когти и прорычать всем на свете, что он только мой! Эта ярость, что переплелась с щемящей сердце нежностью. Откуда это? Наследие неизвестного отца? Квисэн не испытывают чувства собственности по отношению к… пище… Но даже самой себе было страшно признаться, что я совсем не думаю о нем так… Признать свои чувства, что может быть хуже для такой, как я? Признать, что способна на нечто подобное? Ужасно. Потеряв семью осталось лишь потерять себя… В такие моменты я с силой впивалась собственными когтями в ладони и упрямо повторяла: всё можно пережить. Теперь я знала это совершенно точно. Разве я не прямое тому доказательство? В
