Ты мне… жена! - Анастасия Максименко

Ты мне… жена!

Глава 1

В спальню спиной вваливается в расхристанном виде мужчина, жадно посасывает губы полураздетой белобрысой девицы, елозит ладонями под её измятым платьем, охи-стоны-вздохи. Стена! Точнее сказать, любовник не особо бережно, в порыве страсти — не иначе — с глухим стуком приваливает девицу к стене, набрасываясь на её рот с особым остервенением, — зрелище, короче, то ещё.

Восседая на достаточно широком подоконнике, из-за шторки с интересом наблюдаю за любвеобильной парочкой — за каким чёртом мне это понадобилось? Да я как бы не собиралась подглядывать, хотела только кое-какие вещи владелицы этого тела забрать: по её памяти, муж хранил в кабинете её документы, а без этой идентификационной карточки просто никак. Нет, ну, можно, честно говоря, если сидеть запертой в четырёх стенах, а я и так уже насиделась сверх меры, достаточно.

Я знала, что у Сьеры Мортель, кем я сейчас и являюсь, муж придурок, ходок и мерзавец, что любовниц пачками меняет, это я тоже знала, вот только не рассчитывала попасть на подобную сцену. Зачем только спряталась за гардину, когда шаги услыхала, сама не поняла, явно сработал рефлекс.

― Эри-и-ик, — тянет белобрысая со всхлипывающими стонами, и я навостряю ушки. О-у-у, это я вовремя заглянула. Давай, милая, не подведи! — А что, если твоя жена о нас узнает?

― Какая жена? — хрипит неверный, вылизывая женскую шею.

О как, этот кобель уже позабыл, что вообще-то окольцован.

― Твоя жена, — фальшиво мурчит девица. — Законная.

― Не узнает, Берти.

― Ну, Эрик, а вдруг? Видишь ли, мне на позорный столб совсем не хочется, а именно так с такими, как я, и поступают!

Муженёк стонет, но совсем не от удовольствия. Нехотя отстраняется от девицы.

― Моя жена ни о чём не может узнать, как минимум потому, что уже год не вылезает из дальнего поместья, больная она у меня, поняла? А если рискнёт, упеку в монастырь.

Тихо ржу. Мортель или очень наивный, или совсем дурак, либо же просто прикидывается. Всё его жена прекрасно знала о праздной жизни муженька, находилось немало «добрячков» бедняжку в эту вонь носом ткнуть, ни в какой монастырь упечь он бы её не смог — по той простой причине, что в святилище забирают в услужение только невинных девиц, а это равносильно Мортелю себя в мужской несостоятельности уличить.

Глупая как пробка девица кушает эту чушь и радостно кивает, тянется губёшками ко рту кобеля. Ну, всё, хватит. Сжимаю кулон, призывая свою горничную и компаньонку в одном лице, спрыгиваю с подоконника и выхожу в свет, театрально покашливаю.

Девица испуганно подпрыгивает, пищит на ультра ноте, кобель растерянно моргает, таращась на меня, словно привидение увидал.

― Это кто, Эрик⁈

― Сьера? — возмущённо вопит муженёк. — Ты что здесь делаешь?

― Я что? — притворно удивлённо усмехаюсь, разглядывая парочку с интересом. — Это вы здесь что оба делаете? Впрочем, не отвечай, я увидела достаточно, — ворчу, шагая к кабинету муженька. — Документы заберу, и прощай.

― Что?

― Ты оглох? Говорю, вещи свои заберу и свалю, можешь не обращать на меня никакого внимания, милуйся со своей чухоней, не отвлекайся, разрешаю.

― Не понял. Сьера!!!

― Не реви, болезный.

Мортель потрясённо за мной наблюдает, хлопает ресницами, пока я взламываю замок, затем замок сейфа, и достаю небольшую переливающуюся карточку с изображением лика бедной Сьеры, выгребаю парочку мешочков монет, и тут муженька отрезвляет.

― Сьера, что ты делаешь? ― орёт на ухо. Ну, точно, идиот.

Не удостаиваю его вниманием и бодро перебираю ногами до выхода ― на пороге топчется моя горничная.

― Леди, что прикажете?

― Вы выполнили договоренность?

― Да, мадам, всё уложено в саквояж.

― И драгоценности?

― Конечно, миледи.

― Чего-о-о? Мои драгоценности?!! ― вопит чухоня.

― Вообще-то, мои, ― поправляю её, оглядывая сбитую с толку, растерянную парочку, и машу рукой. ― Ну, пока. Веселитесь дальше. Всего нехорошего. Эрик, навещу через год или два, когда дитём соберусь обзавестись, ― сообщаю напоследок неверному, с удовольствием наблюдаю за его посеревшей миной.

А он, кстати, даже очень ничего: статный, без пивного животика, чуть раскосые серые глаза и выдающийся… подбородок, но, боже мой, ужасный мудак. Подмигиваю муженьку и, взмахнув юбками (всегда мечтала так сделать), валю скорее на выход, пока неблаговерный не очухался. Горничная семенит следом.

Скоро усаживаемся в мобиль, и водитель сразу же ударяет по газам, выруливает на проезжую часть. План, считаю, исполнен почти в полной мере. Единственная огреха — я планировала и муженька оставить в счастливом неведении о посещении мной городского особняка, собственно, шансы на это изначально имелись слишком призрачные, так что плевала я с колокольни, своего всё же добилась.

― Моя леди, куда прикажете ехать?

Раздумываю недолго.

― В «Сладкие пальчики». Слышала, в этой пекарне отменный кофе и булочки.

Глава 2

Щурясь от наслаждения, лакомлюсь заварными трубочками, они, и правда, чудо как хороши. Крем нежный, плотный, просто экстаз. Кофе приятно горчит на языке, и всё бы было прекрасно, если бы над ухом не жужжала назойливой мухой моя дуэнья, — так и хочется ей трубочку в рот запихнуть, чтобы чем-то занять наждачный язык.

— Леди, негоже так обращаться с собственным мужем, — записью на повторе зудит худая как палка горничная в чопорно строгом чёрном платье. — Женская добродетель — всепрощение. Мужчины, они же как теля на верёвочке, поманишь их сладью задранных юбок, и бегут не разбирая дороги.

Жую усерднее.

— Мадам, ну, что же вы молчите? Мужская измена — вовсе не измена, они же все поголовно полигамны, им обязательно нужна любовь для здоровья, — тоном мозгоправа взламывает мне черепушку она. — Вы просто слишком молоды, леди, и многого не понимаете. Удел женщины — покорность и смирение, вам нужно было простить мужа за его маленькие грехи, выгнать любовницу и ублажить супруга.

Сочувственно гляжу на горничную и ласково уточняю:

— Каргина, напомни мне, будь добра, почему я тебя не уволила?

Женщина давится воздухом и с обидой взирает на меня.

— Потому, моя дорогая леди, что я единственная, кто остался вам предан, так вы говорили.

— Ага, — живо киваю, забрасывая в рот остатки сладости. — Напоминай мне об этом почаще, и