Огнев на линии любви - Лина Коваль
– Или твоей? – сникаю.
– Со мной все будет хорошо. Если ты мне поможешь.
– Я… постараюсь.
Он с серьезным видом кивает и смотрит мне в глаза, растирая большими пальцами замерзающие щеки.
– Как дела? – спрашивает уже с теплотой в голосе.
Будто мы разобрались и закрыли неприятную тему.
– Я… скучала.
– Я тоже, – накрывает мои губы своими и коротко, с напором целует. – Поехали домой, задницу отморозишь.
Снова взяв сумку, ведет в машину.
Я молча наслаждаюсь тем, как он за мной ухаживает. Включает подогрев сиденья и вытягивает ремень безопасности, зарываясь лицом в мои волосы.
– От меня больницей пахнет, – морщу носик.
– Нет. Счастьем…
Я закатываю глаза от милоты, но потом смотрю на него внимательно. Мысленно собираюсь.
– Что? – вздыхает Антон, постукивая пальцами по рулю. – Наконец-то готова меня выслушать?
– Готова.
– Как бы дать тебе… по жопе.
– Мне нельзя, у меня пессарий, – развожу руками.
– Пессарий у нее…
Отвернувшись к окну, он потирает небритую щеку и снова смотрит на меня.
– Косячная в этот раз «Ямаха» пришла, Есь. Движок клинит, половина деталей неоригинальные. Пришлось скинуть поскорее и выкручиваться с деньгами.
– Как выкручиваться?
– Брать заказы. Много заказов. Две недели из гаража не вылезал. Долг в банк я вернул, но навариться не получилось. Поэтому, чтобы рассчитаться за квартиру, пришлось оформить ипотеку.
Кинув на меня странный взгляд, тяжело вздыхает.
– Пока на двадцать лет, но я обещаю: придумаю что-нибудь и выплачу быстрее, – расстроенно заканчивает свою речь.
Я выдыхаю.
Боялась, у него там что-то серьезное, а это всего лишь деньги.
– Ипотека – это хорошо, Антон. – Расправляю шубу и откидываясь на спинку. – Даже отлично.
– Это еще почему?
– Примета, говорят, добрая. Брак у нас с тобой крепкий будет…
Глава 46. Есения
Мы переплетаем наши пальцы, но возвращаемся домой молча. Каждый в своих мыслях после двухдневной ссоры и состоявшегося разговора.
Я думаю, что, наверное, мало просто в человека влюбиться.
Даже в такого идеального мужчину, как Антон Юрьевич Огнев.
Важно отдать не только свою любовь, но и доверие. Хрупкое, порой уже кем-то поломанное. Поцарапанное в предыдущих отношениях.
Найти в себе силы самолично дать любимому человеку оружие… и каждый день, проведенный вместе, верить, что он никогда им не воспользуется против тебя.
Это сложно.
Доверять страшнее, чем любить.
Но я буду стараться, потому что мне есть ради кого.
Ради моего любимого и наших детей, пол которых я уже знаю и теперь всю дорогу думаю, как бы интереснее сообщить Огневу.
Припарковавшись на стоянке, Антон забирает мои вещи и пакет из супермаркета с заднего сиденья, а я обнимаю свои цветы. Взявшись за руки, идем к нашему подъезду, из которого навстречу выходит Саша.
Совсем не вовремя!..
– Привет, – кивает он Огневу, не обращая никакого внимания на меня.
– Привет.
Тоже отворачиваюсь.
Антон открывает дверь и пропускает меня вперед.
В лифте наши взгляды сталкиваются. Я пытаюсь уловить в его глазах или у себя внутри хотя бы смутно неприятное чувство, но там ничего нет.
Абсолютное равнодушие к Саше Зародышу.
В моей голове миллионы совершенно других, гораздо более важных мыслей. Светлых. Скоро Новый год. Это наш первый праздник вместе, и я хочу елку. Красивую пышную елку с миллионами желтых огоньков на ней. Правда, наверное, я пожалею о своем желании, наматывая гирлянду-росу на ветки. И пусть.
– Все нормально, Есь?
– Конечно. Соскучилась по дому.
– Давай теперь без больниц, Фюрер…
Улыбается по-доброму. Я встаю на носочки и целую жесткие губы. На душе тепло становится.
«Есь», «Фюрер» – как же это прекрасно!..
Дверь квартиры открывается, и на меня нападают два подросших кота. Матерь Божья! Они же абсолютно одинаковые.
– Боже мой, и как вас различать? Вы как близнецы…
Загадочно смотрю на… будущего мужа. Мне, вообще-то, только что предложение сделали!
Скинув обувь, несу банку с «символом любви» на кухню, ставлю цветы в вазу, а затем разбираю больничную сумку. Голова немного трещит, ведь чуть больше недели я провела в закрытом помещении.
Все вокруг кажется одновременно чужим и родным.
Глянув на себя в зеркало, не понимаю, почему, поднявшись до четвертого этажа, Огнев не сбежал по лестнице. Видок у меня – закачаешься. Тусклые волосы, бледная сухая кожа, под глазами синяки.
Быстро привожу себя в порядок с помощью масок и патчей. Уговариваю отражение, что улучшения налицо.
– Ты есть хочешь? – спрашивает Антон, когда я выхожу из душа.
– Не особо.
Мажу взглядом по обнаженной груди и стальному прессу над резинкой домашних шортов.
– Разве что…
– Что?
– Икрой бы перекусила, – скромно отвечаю.
Антон усмехается и, разминая мои плечи, ведет на кухню. Я беру небольшую стеклянную банку с золотистой крышкой и ставлю в центр стола.
Смотрим на нее оба как на чудо.
– Ты ела когда-нибудь? – кивает он.
– Нет… А ты?
– Ни разу!
Посмотрев друг на друга, срываемся. Хохочем оба громко, а потом Антон приносит телефон, и мы смотрим, с чем вообще едят черную икру. Оказывается, можно так же, как и красную, – с хлебом и маслом.
– Хлеб в пакете. Я купил.
– Ага.
Нахожу чек из магазина и округляю глаза.
– Ты сдурел? Шестнадцать тысяч!..
Огнев только ухмыляется.
В общем, икру мы успешно бракуем. Красная кажется намного вкуснее.
Устроившись на кровати вдвоем, обнимаемся. Антон проезжается ладонью по уже большому животу и прикладывается к нему ухом.
– Сейчас будут булькать, – предупреждаю.
Он кивает. Прислушивается поглаживая. Я с ума схожу от счастья, но потом хмурюсь.
– А что с работой, Антон? Что-нибудь решил?
– Договорился с начкаром о повышении, – делится он, целуя низ живота. – Выйду в другую смену, пошли они все на хрен!.. Денег будет больше. У нас же теперь ипотека.
Я довольно киваю. А еще говорят: кредиты – зло. Человек вот на повышение согласился!..
Вспоминаю, что не рассказала главное…
Откинув назад высохшие после маски волосы, ласково прошу:
– Антош.
– М?
– Заплети меня, пожалуйста.
– Что? Как понять?
– Косу заплети. Умеешь?
– Вообще-то, не умею…
Он пожимает плечами, но не отказывает. Устраивается у изголовья кровати и осторожно перебирает волосы. С моей помощью разделяет их на три части, старается. Что-то там считает, пыхтит. По итогу даже получается.
– Кажется, готово, Фюрер. Не очень, но уж как вышло.
– Спасибо, – беру с тумбочки небольшое зеркало
