Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ) - Диана Крымская

— О, Саймон!.. — простонала Гвен, с ужасом глядя на на глубоко вошедшее в грудь с левой стороны лезвие, вокруг которого на рубашке раненого расплывалось кровавое пятно.

Но тут треск пламени и поваливший густой дым отвлекли ее. Она закашлялась и оглянулась. И замерла в страхе. Огонь распространялся страшно быстро. Половина спальни, где находилась кровать, вся была объята огнем, — он с такой яростью пожирал постель маркиза, будто хотел как можно скорее уничтожить все следы мерзостей и извращений, которым предавался на ней хозяин особняка. Пламя подбиралось теперь и к камину, у которого лежали тела маркиза и Саймона.

Гвен вскочила. А как же Ева?.. Она же в соседней комнате, а путь к двери в неё преградил огонь!.. Вдруг сквозь треск пламени до ее обостренного слуха донесся приглушенный лай Пум-Пуфа, а затем — голос Евы. Она что-то кричала. Они еще живы! Слава Богу!

Баронесса, стиснув зубы и собрав всю храбрость, сделала несколько шагов к будуару… но отступила: огненная стена не пускала. Пробиться сквозь пламя и дым было равносильно самоубийству. Ева и Пуф были недоступны.

Она готова была выбежать из спальни и позвать на помощь людей Аллейна, но, увы, пожар отрезал и этот выход. Тогда она подбежала к окну и отдернула занавеску. Лучше попытаться выпрыгнуть с третьего этажа, чем сгореть заживо!..

И тут она вскрикнула от радости. Во дворе она увидела виконта Мандервиля и еще несколько знакомых охранников из свиты лорда Корби. Они дрались с немногочисленными приспешниками Аллейна, но Гвен сразу стало ясно, что сила на стороне Генри. Действительно, как раз в эту минуту бандиты маркиза подняли руки и побросали оружие, сдаваясь в плен.

Тут молодая женщина вновь услышала голос Евы. Похоже, та открыла окно и звала на помощь. Лайс поднял голову и устремил острый взор на будуар. Затем крикнул что-то своим людям.

Кажется, Ева спасена! Но Гвен и Саймону уже никто не поможет. Стена огня приблизилась почти вплотную, занавеска тоже загорелась, заставив баронессу отпрыгнуть от окна: ее платье едва не загорелось тоже. Дым валил такой густой, что вокруг почти ничего не было видно. Баронесса задыхалась, она чувствовала: еще совсем немного, и легкие не выдержат.

Она едва не поддалась отчаянию, но спохватилась: ведь есть еще потайной ход, он как раз рядом! Она бросилась к камину и нажала на доску, молясь, чтоб пружина сработала. К счастью, замаскированная дверца тотчас открылась. Гвен, у которой слезились глаза от едкого дыма и спирало дыхание, тем не менее попыталась дотащить до нее Саймона. Хоть его спасти!.. Но тело его было жутко тяжелым.

Тогда она, забыв о том, что он тяжело, если не смертельно, ранен, начала немилосердно бить его по щекам. И, к великой ее радости, он открыл глаза.

— Саймон, дорогой. — Она сжала его руку. — Пожар. Мы должны уйти. Собери все силы. Дверь совсем рядом.

— Ева… — Он едва шевелил губами. — Ева… Я должен… спасти… ее.

— Она спасена! — Гвен очень надеялась, что так оно и будет. — Она в безопасности!.. А мы нет. Саймон, ради нее! Доберись до двери!

— Ради… Евы… — Он медленно приподнялся и пополз на боку к двери. Гвен изо всех сил помогала ему. Наконец, он перебросил свое истекающее кровью тело за порог потайного хода, и баронесса шагнула за ним.

Оглянувшись, чтоб нажать пружину и закрыть дверь, которая отделит их от пожара, она увидела что-то непонятное. Как будто чья-то человеческая тень мелькнула в дыму. У нее сердце остановилось. Ева?.. Неужели это она?.. Выбралась из той комнаты?..

Но нет. Быть не может! Дверь туда крепкая, Еве ее не вышибить.

Тут раздался тяжелый грохот: это обвалилась потолочная балка. Гвен перекрестилась и нажала пружину. Полная темнота тут же окружила ее. Но здесь был чистый — по крайней мере, казавшийся таковым, после задымленной спальни — воздух, не было огня и жара. Стены были влажные и холодные, и на какое-то время Гвен просто бездумно прижалась щекой к прохладному мокрому камню, радуясь спасению и свободе.

Затем она наклонилась, нащупала тело Саймона и позвала его по имени. Ответом был лишь слабый стон. Кажется, он снова потерял сознание. Она вздохнула и выпрямилась. Где-то капала вода, что-то прошуршало мимо, наверное, крыса.

Но ни темнота, ни крысы не пугали баронессу: что значит отсутствие света и какие-то грызуны по сравнению с теми кошмарами, от которых она избавилась со смертью Аллейна?..

Они выберутся. Ход почти прямой, ответвлений нет, он выше ее роста, — все это Гвен хорошо помнила. А в конце ее ждет верный кучер Джозеф с каретой. Она пойдет за ним — и приведет его, чтобы он вытащил отсюда Саймона. Она глубоко вздохнула и, вытянув перед собой одну руку, а другой касаясь стены, медленно двинулась вперед.

***

А в покоях маркиза продолжал бушевать пожар. Труп Аллейна уже обуглился, а вот второй, который придавила потолочная балка, и который находился около входной двери, еще только занимался огнем. Именно тень этого человека и видела Гвен, когда оглядывалась на спальню в последний раз.

То был герцог Рокуэлл. Он очнулся, запертый в комнате на этом же этаже, охраняемой одним из людей маркиза, и провел там какое-то время, изрыгая проклятия и бессвязные угрозы. Но сторож сначала увидел дым из-под двери в спальню Аллейна, а затем услышал пистолетную стрельбу и звон оружия со двора, и поспешил удрать. Тогда Рокуэлл высадил дверь и бросился тоже спасаться, но из-за густого дыма в коридоре случайно попал в покои маркиза. Развернулся, хотел убежать… Но тут на голову ему обрушилась балка, навсегда прервавшая нить пустой жизни этого недалекого развращенного красавца.

Часть четвёртая (заключительная)

ЧАСТЬ 4

ГЛАВА 1

82.

Лорд Корби нервно мерил большими шагами холл, машинально потирая левую сторону груди, — хотя, на самом деле, сердечные боли отступили: помог новый врач, рекомендованный Лайсом, и его капли.

Но у доктора не было капель для родительского сердца, которое обливалось кровью из-за страданий единственной дочери. А страдания эти не уменьшались. Время, вопреки общеизвестной истине, не лечило страшную рану, нанесенную Еве, а, словно наоборот, лишь углубляло ее с каждым днем все больше и больше.

С тех пор, как виконт Мандервиль привез Еву, спасенную им из горящего особняка маркиза Аллейна, она угасала на глазах. Вначале ее мучила лихорадка, в бреду она говорила о таких