Цена любви - Валерия Аристова

Страстный поцелуй посреди ристалища будет описан сегодня же ночью и преподнесен в балладе. Он не сдержал страсти, и заслужил самого жестокого осуждения. Адриан будет недоволен им.

Эстель ушла, а он стоял один на песке, пытаясь прийти в себя.

Вдруг глаза его остановились на алом пятне. Матильда смотрела на него зло, щеки ее пылали.

— Так же я хочу поблагодарить госпожу де Серелье за вдохновение, — сказал он, и отвесил ей поклон.

Потом обернулся на Адриана. Тамплиеров нигде не было.

Глава 6

Самым большим желанием Эдуара было исчезнуть. Он добился грандиозной победы, выиграв все поединки, в которых участвовал, он получил золотой венец и достаточно денег, чтобы хватило на поездку в Святую Землю. Он навеки покрыл имя свое славой. Он должен был быть на седьмом небе от счастья и гордости собой. Но желанием его было спрятаться, не видеть никого, и поговорить с Адрианом.

Впрочем, Адриан ждал его у шатра. Лицо рыцаря было сурово.

— Ваше поведение, шевалье де Бризе, достойно всяческого осуждения, сказал он, — но я не тот человек, кто может судить вас. Поэтому я прошу вас больше не совершать предосудительных поступков.

Эдуар хотел оправдаться, но оправдания ему не было. Видя его нерешительность, Адриан откинул белую ткань, приглашая его войти в шатер.

— Завтра мы покидаем эти места, — сказал он, когда Эдуар оказался внутри, — если вы не передумали, то я предлагаю вам ехать с нами. Мы можем сделать крюк, чтобы вы попрощались со своим отцом и взяли необходимые вам вещи.

— Благодарю вас, брат Адриан.

— Так вы поедете с нами?

Эдуар поднял голову.

— Да. Ничто не может изменить моего решения.

— Даже прекрасная дама?

Эдуар помолчал.

— Тем более она.

Вечером граф де Тур давал пир под открытым небом. На деревья повесили разноцветные фонарики, вокруг столов поставили огромные подсвечники, и ночь превратилась в день. Отвертеться от пира, данного в его честь, Эдуару не удалось бы, поэтому он решил не спорить с судьбой. Тем более, что дамой его была графиня де Шательро.

Поцелуй взбудоражил его, и все чувства, которые он долгое время старался загнать как можно дальше, теперь овладели им с новой силой. Эдуар и Эстель сидели рядом на возвышении, и каждый молча смотрел прямо перед собой. Все взгляды были обращены на них двоих. Эстель хранила на лице вежливую улыбку, но глаза ее сияли, как две звезды. Эдуар старался не смотреть на нее, но все время поворачивал голову, или бросал взгляды тайком. Когда он передавал ей кубок с вином, руки их встретились, и его как обожгло ударом молнии. Он боялся на сдержаться, схватить ее в объятья и похитить прямо с пира, и даже ловил себя на том, что просчитывает в голове, как можно такое устроить.

Симон и Матильда сидели парой за соседним столом, и постоянно говорили. Симон был сердит ни на шутку, а Матильда то и дело гладила его по руке, стреляла глазами, кокетливо улыбалась и всячески успокаивала. Эдуару даже казалось, что игра ее носит не совсем честный характер, будто она завлекает Симона в свои сети.

Пир закончился глубокой ночью. Эдуар должен был проводить даму до палатки, и он подал ей руку. Ее рука легла на его, и Эстель молча пошла рядом, смотря себе под ноги. Служанок она отпустила, и вскоре Эдуар понял, что ведет ее совсем не туда, куда должен был бы вести. Ноги сами собой пошли по тропе к озеру, и вот уже они стоят на самом краю его серебряной глади, освещенной бледным светом луны.

Сердце его билось, как безумное. Эстель была так близко, что, казалось, полностью принадлежала ему. Она была близко, но одновременно далеко. Она принадлежала другому, и Эдуар не мог пойти против ее выбора. Он мог оставить ее Симону, сбежав, как трус, в Святую Землю. Но он не мог заставить свое сердце молчать. Он не мог перестать любить ее, мечтать о ней, желать ее, как ни одну женщину прежде.

Эстель молчала, глядя на луну. Ее прозрачной накидкой играл легкий ветерок. Каждое ее движение, каждый вдох, подъем груди, вызвали в Эдуаре страстный отклик. Адриан осудит его. Но он не мог больше молчать, стоя рядом с той, что была смыслом его жизни.

— Эстель, — он хотел взять ее за плечи, но Эстель отступила, и Эдуар опустил руки, показывая, что не коснется ее, — Эстель, я не причиню вам вреда. Скажите хоть одно слово... Скажите, что вы простили меня...

Она молча смотрела на него. Глаза ее совсем не были холодны, но он безумно боялся ее ответа.

— Эстель, — он, казалось, задохнулся, и имя ее звучало в его устах, как жаркий ветер, — я вам все простил. И этот чертов шлем, и ваши игры, — он опустился на колени, — Эстель, я ничего не могу поделать с собой. Я вас люблю.

Она молчала. Глаза ее были широко распахнуты, а грудь вздымалась от волнения. А потом она развернулась и ушла, оставив Эдуара одного, и платье ее, сияющее серебром в свете луны, мелькнуло среди деревьев.

Эдуар закрыл лицо руками. Никогда ему еще не было так больно. Он понимал всю абсурдность ситуации, но останься она с ним в эту ночь перед его отъездом, он...

...Руки ее тряслись, когда она пыталась успокоиться, заломив их, и прислонившись к дереву недалеко от своей палатки. Мысли метались, а сердце стучало в груди, пропуская удары тогда, когда она вспоминала его слова.

Просила ли она его? Господь видит, что простила. Зачем же она убежала, оставив его одного у озера? Она так мечтала остаться с ним наедине...

— Симон, вы нравитесь мне все больше и больше, — услышала на голос Матильды и резко обернулась.

Матильда шла рядом с Симоном, который обнимал ее тонкий стан. Судя по всему, он был здорово пьян, и удивительно, что его не прогнали с пира.

— Вы тоже лучшая из дам, — ответил Симон заплетающимся языком, — вы исцеляете мое сердце своими губами...

И он и правда приник к ее губам, и Матильда ничуточки не сопротивлялась.

Эстель замерла, боясь