Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель

Я сразу

смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

Последние слова повисли в воздухе. Миг абсолютной тишины. Потом… взрыв аплодисментов! Сначала робких, потом все громче, искренних. Графиня Орсини первая вскочила, хлопая в ладоши, ее лицо сияло восторгом.

«Браво! Браво, граф! Дерзко! Необыкновенно! «На флейте водосточных труб»! Гениально!»

«Вот это да!» — прошипел Луи мне на ухо, когда шум немного стих. — «Что это было?!»

«Мятежный дух, как я и сказал», — ответил я шепотом, одаривая зал скромной улыбкой.

«Эффектно!»

Эффект был и правда потрясающий. Ко мне пробивались, жали руку, поздравляли. Синьорина Манфреди смотрела на меня с новым, почти благоговейным интересом. Маркиза Фоскарини подошла: «Граф, вы… умеете удивлять. «Смазать карту будня»… Какая мощь!» Даже Кверини кивнула мне с ледяного расстояния — кивок был краток, но заметный. Барбаро с Дзено перебросились парой слов, их взгляды на мне стали пристальнее, оценивающе. Я выделился. Не как граф, а как нечто большее. Запомнился.

Остаток вечера прошел в вихре разговоров, шуток, легкого флирта. Дамы вились вокруг, их двусмысленные намеки о «фаворитах» и «особых беседах» стали откровеннее. Синьорина Манфреди, касаясь моей руки веером, шептала: «Граф, ваш «ноктюрн»… он звучит в душе. Как хотелось бы обсудить его… наедине.» Графиня Орсини намекала на редкие манускрипты в ее библиотеке, «которые могут вдохновить такого неординарного человека». Я парировал комплиментами, сохраняя дистанцию, но оставляя дверь приоткрытой. Эти связи были золотыми. Луи пытался вклиниться, но его затмевала моя внезапная поэтическая слава. Он выглядел как павлин, которому наступили на хвост.

Возвращались мы в гондоле под мерцающими звездами. Луи сидел напротив, откровенно надувшись, его хорошее настроение испарилось вместе с надеждой на ночное приключение.

«Ну и вечер! — проворчал он, глядя на черную воду. — Поэзия, аплодисменты, дамы, висящие на тебе… И ни одной, ни одной достойной внимания для скромного Луи! Все смотрели только на тебя, оракула на флейте водосточных труб!»

Я не мог сдержать смеха. Его обиженный вид был комичен. «Луи, друг мой, — сказал я, все еще улыбаясь. — Ты же сам меня втянул в тот круг. Твои дамы оказались… весьма избирательны в своих восторгах.»

«Да плевал я на их восторги! — Он махнул рукой. — Я хотел… ну, ты понимаешь! Теплоты! Нежности! А в итоге — слушал, как ты эпатируешь публику стихами про какую-то рыбу из жести и водосточные трубы!» Он вздохнул преувеличенно глубоко. «И где справедливость? Ты, остепенившийся влюбленный муж, купаешься в женском внимании, а я, искренний ценитель женских прелестей, остаюсь с носом!»

Его комичное отчаяние развеселило меня еще больше. «Может, твоя искренность слишком… очевидна, Луи? — пошутил я. — А моя «флейта» пришлась по вкусу именно своей неожиданностью.»

Он фыркнул, но потом задумался. «Может, и так… — пробормотал он. — Хотя, признаюсь, Лео… Твои стихи… они были… сильные. Зацепили. Даже меня. Эта штука про «новые губы» на жестяной рыбе…» Он замолчал, глядя на отражение звезд в воде.

Я откинулся на спинку сиденья, глядя в темное небо. Усталость накатывала приятной волной, смешанной с удовлетворением. Вечер удался. Цели достигнуты: я замечен, запомнен, вписан в круг. Полезные связи завязаны. И даже стихи… эти безумные, дерзкие строки Маяковского, рожденные в другом мире и времени, сработали как ключ к сердцам и умам венецианцев. В памяти всплыл образ Елены. «Вот бы она увидела меня сейчас, декламирующего Маяковского венецианским аристократам…» Улыбка сама тронула мои губы. Завтра — новые ходы, новые опасности. Но сегодня… сегодня был хороший день. Пусть даже Луи и остался без «нежных рук».

Глава 13: Свинец бумаг и шанс на шелк

Утро ворвалось в кабинет не серым светом каналов, а резким лучом солнца, пробившимся сквозь высокое окно. Оно застало меня за столом, погруженным в отчеты до мозга костей. Воздух гудел от тишины, нарушаемой только скрипом пера по пергаменту и шуршанием страниц. Официальная миссия — этот навязчивый комар — требовала внимания. Снизить пошлины на вина и шелка. Переманить гильдии. Задача казалась грандиозной игрой в четырехмерные шахматы.

Я разложил перед собой список основных венецианских купеческих гильдий, словно карту вражеских крепостей:

Гильдия Шелкопрядов: цитадель Альвизе Мочениго. Консервативная, мощная, ненавидит конкуренцию. Ключ — страх перед потерей монополии и долг Барбаро.

Гильдия Суконщиков: сильны, но зависят от поставок сырья. Возможно давление через Кверини (лен) или угрозу перекрытия шерстяных путей из Франции.

Гильдия Золотых Дел Мастеров: богаты, влиятельны. Их слабость — тщеславие. Дзено пытается их переманить в свой «Новый Альянс»? Нужен крючок — доступ к редким камням или французским королевским заказам?

Гильдия Маслобоев и Бакалейщиков: контролируют базовые товары. Не самые влиятельные, но их поддержка — важный сигнал для мелких торговцев. Их можно купить гарантиями поставок дешевой соли или оливкового масла из Прованса.

Гильдия Лекарей и Аптекарей: зависимы от импорта специй и редких трав. Французские связи в Леванте могли бы быть приманкой… если переиграть Контарини.

«Новая Гильдия» / Альянс Колониальных Товаров: флагман Пьетро Дзено. Амбициозны, голодны до новых рынков. Ключ — предложить эксклюзивные права на сбыт французских колониальных товаров (сахар, табак?) в обмен на лоббирование снижения пошлин. Рискованно, но потенциально выгодно.

Рядом с названием каждой гильдии я ставил имена. Кто внутри может быть союзником? Кто — непреодолимым препятствием? Кто из моих новых «знакомых» — Фоскарини, Орсини, Манфреди — имеет рычаги влияния на кого-то из гильдейских старшин? Марко, стоявший как тень у двери, по моему кивку подходил, тихо докладывая сплетни, связи, компромат. Мы работали как хорошо смазанный механизм: я ставил цель, он подсказывал слабое место.

«Мочениго боится не столько цены, сколько скорости французских поставок, синьор, — шептал Марко, указывая на первое имя. — Его мануфактуры стары, медленны. Предложите не только снижение пошлин, но и… задержку французского шелка на рынке на сезон. Дайте ему время перестроиться. Он проглотит пошлины ради этого времени.»

«А Дзено?» — спросил я, делая пометку.

«Дзено хочет признания. Статуса. Его «Новая Гильдия» жаждет равных прав со стариками. Если вы сможете даровать его гильдии… скажем, аудиенцию у короля? Или статус официального торгового партнера короны? Это перевесит любые пошлины.»

Перо скрипело, заполняя поля листов планами, условными сценариями, вопросами для Марко. Голова гудела от напряжения. Этот сухой, пыльный труд был не менее важен, чем ночные вылазки в таверны или салонные игры. Здесь ковалось оружие для открытого поля боя экономики.

Дверь кабинета скрипнула.