Леди с дурной репутацией - Тереза Ромейн
Закупорив пузырек, он вернул его на место на одну из полок, и металлический запах начал слабеть.
— У вас ведь есть отложенные про запас деньги, не так ли? Вы могли бы сами покупать такие платья.
— Нет, не могу. Дело не в том, сколько я зарабатываю и сколько откладываю, — слишком долго мне приходилось быть экономной, чтобы не тратиться на все то, что не должна была иметь.
Отсюда ее дешевые шляпки, про которые талдычил Чарлз.
И нет, у нее нет сбережений. Копить деньги — это для тех, кто принадлежит к среднему классу общества: новых богачей, торговцев и коммерсантов с хорошим достатком. Люди такого образа жизни, какой вела Кассандра, не могут позволить себе откладывать средства, но тех, кто относился к сливкам общества, это нимало не беспокоило.
Джордж передвинул одну из ламп на длинном столе, потом вернул ее на прежнее место.
— А что Чарлз? Вы на него тратитесь?
— Трачусь, все время: на вещи, которые ему нужны, и на что-то абсолютно ненужное, но которое он желает заполучить. Но это все равно стоит намного меньше, чем шелковое платье.
Закат окрасил его лицо слабым румянцем.
— Что насчет меня?
— А что насчет вас? Мне нужно купить для вас что-нибудь прелестное — вы это имеете в виду? Роскошный шелк? — она засмеялась, но он был странно серьезен.
— Сможете воспользоваться своими деньгами или средствами, которые у вас имеются, чтобы помочь мне? Если, например, я не выплачу вам жалованье?
Вопрос ее удивил, но она с легкостью ответила на него:
— Конечно, смогу.
— Вы ответили не задумываясь, прямо вот так сказали, что поможете. Любому, — он отвернулся и занялся крышкой большой камеры-обскуры. — Это комплимент великодушию вашего сердца.
— Вы ведете себя странно, а то, что сейчас сказали, совсем непохоже на комплимент… то есть похоже, но на комплимент вам, — теперь покраснела она, но понадеялась, что мягкий свет вечерней зари скроет это. — Потому что нет, я не сказала бы такого любому, но да, вам смогла так ответить. Прямо вот так.
— Вы благородны.
Вот сейчас это действительно прозвучало как комплимент. На этот счет в отношении себя у Кассандры были сомнения, но ей понравилось, как он произнес это, поэтому она не стала протестовать.
Когда Джордж опустил крышку камеры-обскуры и опять повернулся к ней лицом, выглядел он по-другому. Всегда невероятно обаятельный, сейчас он светился — прекрасная вещь, которую она страстно желала заполучить и никогда не могла себе этого позволить. И неважно, сколько она накопила и как долго ждала.
Как-то так получилось, что они постепенно удалились от простого приветствия и цели этого вечера. Или только у нее это получилось? Она вдруг пожалела, что у платья нет кармана, чтобы можно было взять с собой миниатюрный портрет бабушки как напоминание о том, кто она на самом деле: та никогда не носила шелковых платьев, у нее и мысли не возникло, что ей может понравиться наследник герцога.
Касс кашлянула:
— Давайте вернемся к нашему плану.
Он нахмурился — в один момент вернулся бездеятельный Нортбрук — и спросил:
— А мы должны? Вроде бы вы этим занимаетесь, а я вам за это плачу.
Она скрестила руки на груди:
— Перестаньте впадать в лень.
— Что угодно, только не это, — Джордж присел на краешек длинного стола. — Ладно. Хорошо. Последняя проверка.
Загибая пальцы, он назвал незнакомые имена выживших за время существования тонтины. Помимо Ардмора и Деверелла, тут были еще Брейтуэйт, Джерри и Кавендер. Кассандра постаралась запомнить эти имена: возможно, придется разговаривать с этими джентльменами, если они будут присутствовать на сегодняшнем вечере, и все-таки постараться ответить на главный вопрос — кто станет следующим?
— Моего отца туда не вытащишь, он скорее отправится к Ангелюсу, играть, — сухо заметил Джордж. — На балу не будет и Деверелла. Его жена объявила, что он нездоров, но все прекрасно знают, что это значит: он отправился в запой. Поэтому вряд ли мы его увидим в ближайшее время.
Все, что касается Деверелла, было очень странным.
— Вы упомянули как-то, что он ваш крестный, — заметила Касс. — Поэтому допускаю, что вы общались с ним какое-то время. Он всегда так много пил?
— Не припоминаю. Хотя мужчины не ведут себя перед детьми так же, как в приватной обстановке.
— Должно быть, с возрастом его пристрастие становилось все сильнее, — вздохнула Кассандра. — Как многие пороки.
— И опять вы заставили меня устыдиться отсутствия определенных недостатков.
Она вскинула брови:
— Разве? Я только что назвала вас ленивым, да и вы сами как-то назвали себя лентяем.
— Это правда, — стянув видавшие виды рабочие перчатки, Джордж положил их на стол. — В этом нет ничего экстравагантного. Вот если бы я сказал о тяге к азартным играм, или к алкоголю, или к дамам легкого поведения — другое дело.
— Мне все это неинтересно. Для меня важно довести это дело до конца. Как только мы определим систему, которая стоит за смертями, сможем понять, кто будет следующим, а возможно, даже узнаем почему.
Джордж оторвался от стола и вытащил из кармана сюртука пару вечерних перчаток.
— Тогда пойдемте. Мы будем там неприлично рано, но ведь нам плевать на условности, правда?
Вот так: еще мгновение, и они покинут этот дом, вместе, хотя вовсе и не вместе. Никогда!
Касс заколебалась:
— Можно мне… А как насчет поцелуя на удачу?
Просьба идиотская, но удержаться она не смогла, а когда Джордж вытаращился на нее, объяснила:
— Мне кажется, ваша кузина Бенедетти могла бы такое предложить.
— Ладно. Ради того, чтобы лучше войти в роль, согласен.
Кинув перчатки на пол, он пересек комнату и, обхватив ее лицо ладонями, наклонился к ее губам.
Касс затаила дыхание.
Это было сладостное прикосновение, медленное смакование губ губами. Она закрыла глаза и попыталась, не думая ни о чем другом, погрузиться в это ощущение и закутаться в собственную дерзость.
Но не так-то просто оказалось отбросить все мысли.
На что она надеялась? На то, что мир изменится? На то, что он опять опустится на колено и предложит ей кольцо от собственного имени? На то, что отдаст ей свое сердце, а ее сердце будет принадлежать ему?
Нет, было слишком самонадеянно мечтать об этом. В конце концов, что это? Всего лишь поцелуй. Прекрасный, но и только! От Джорджа чудесно пахло. Ох уж эта его любовь к аромату апельсина! Губы его были решительными, а кончики пальцев нежными. Но если бы поцелуй оставался таким прекрасным, она бы не стала