Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz

– Открой то самое письмо. Ты знаешь какое.

Сперва я в недоумении пролистываю пачку, но вскоре в сознании всплывает образ, увиденный однажды в глубоком детстве, да и то мельком: затертый по краям конверт с изображением горы Фудзи и следами от кружек с кофе. Найти его не составляет труда. Конверт самый толстый из всех и, кажется, до сих пор источает запах цветочных духов. Я заглядываю внутрь и достаю оттуда фотографию. На ней изображена молодая женщина, а за ней раскинулась горная гряда, по которой скатывается закатное солнце. Рядом – отец. Молодой и счастливый.

В подростковые годы я думал, будто та женщина в Японии – разлучница. Видел ее на снимках у рыбного рынка. Рассматривал застывшую идиллию, а потом месяцами не мог стереть из памяти, путаясь в простынях до утра. Не нужно быть сыщиком, чтобы сложить дважды два: мой отец лгал всем.

Суперлавандер присвистывает:

– Сколько трагизма! Волчонок оказался для папочки не номер один, вот досада… – Он толкает Базза в комнату, переводя дуло то на меня, то на него, будто мы мишени в тире. – Семья на замену. Бедный, бедный волчонок.

Базз делает шаг в тень.

– Куда собрался? – трясет перед ним пушкой супер-лавандер. Базз поднимает раскрытые ладони вверх, и я прячу в рукав нож-скальпель, подловив момент. – Не держи меня за дурака, а то мозги по стене размажу. Он поворачивается ко мне и рявкает: – Вставай!

Мысли Базза пробираются мне в голову: «Вытащу биту и проломлю ему череп. Ты только отвлеки». Он заводит одну руку себе за спину, и я рявкаю:

– Нет!

Базз быстрый, но пулю обогнать – это не по полю бегать.

Думай, Уиджи!

Лихорадочно оглядываю комнату и прикидываю варианты, где никто из нас двоих сегодня не умрет. Мальчишки возвращаются к нежизни, кости срастаются, а раны затягиваются. Но никто из нас не знает, что будет, если к смерти приложит руку суперлавандер. Не поглотит, а застрелит… Мысли Базза лезут в мои, наслаиваясь, и я пытаюсь силой их вытолкнуть, но они липнут одна к другой.

– Не-е-т? – растягивает суперлавандер и подходит на шаг ближе. – Не встанешь?

Я рассматриваю пистолет. Это Sig Sauer. Девятимиллиметровая модель P320 для скрытого ношения, а в тайнике лежала запечатанная коробка с патронами. До меня доходит.

– Это не тебе, мудила, – поднимаюсь я с пола.

Повисает тянущаяся, точно жвачка, пауза.

– Повтори, сучонок, – цедит он сквозь сжатые зубы.

– Это. Не. Тебе. Мудила. – Я поправляю толстовку, нацепив скучающее выражение лица. – А моему другу, который, только моргни, выбьет из тебя мозги. Если, конечно, они у вас, тупых ублюдков, есть.

Он входит в секундный ступор, а затем громко хохочет:

– Ты спятил? Крыша потекла? У меня пушка, сучонок!

– Так стреляй. – Я подмигиваю ему, чем привожу в ярость.

Базз смотрит на меня ошалелым взглядом, приоткрыв рот.

– Стреляй, сука, – иду я вперед, незаметно доставая из рукава нож-скальпель.

Суперлавандер заторможенно моргает и спускает крючок. Пистолет не стреляет. Не теряя времени, я набрасываюсь на суперлавандера и всаживаю в горло лезвие. Маленький лавандер в углу комнаты истошно вопит и затем… Его крик переходит в нечленораздельное бульканье.

Он активирован, и у нас есть минута, чтобы скрыться.

Базз выходит из оцепенения и оттаскивает от меня хрипящего суперлавандера, истекающего пурпурной кровью. Мои руки, одежда и пол блестят.

– Бежим, – пихаю я Базза в плечо.

– Куда? Дом окружен.

– Доверься мне.

Я вытаскиваю из-за стола стул, мы выбегаем из спальни и подпираем им дверь. Активированного фантома это сдержит, но ненадолго. Базз соображает на лету. Он подтаскивает комод и отряхивает руки.

– Есть план Б, босс?

– План «Крепость», – слабо посмеиваюсь я, стараясь храбриться, но тело не обманешь. Неприятное онемение растекается от макушки до кончиков пальцев. Сердце колотится так, что вот-вот разорвет грудную клетку, а ладони липкие от крови. Невыносимо хочется отмыться. От этой ночи и от себя самого, но холст уже испорчен.

За дверью булькает то ли ломающий свои кости обычный лавандер, то ли подыхающий с приставкой супер. Он неразборчиво хрипит через дверь, царапая по ней ногтями, и я пячусь к лестнице на чердак, едва не споткнувшись о Базза.

Все звуки, кроме нашего дыхания, резко пропадают, будто теперь мы отрезаны от остального мира. И через секунду обрушиваются, примораживая нас к месту. От удара дверь содрогается, как при землетрясении, а за ней раздается протяжный вой.

Базз дергает меня, разворачивая к себе, и я щурюсь от попавшего в лицо света фонарика:

– Твой лавандер дожрался до пса!

– Полезай, – подталкиваю я его вперед. – Живо.

Из-за закрытой двери в спальню раздается звон разбившегося стекла, и мы, поддавшись панике, ускоряемся. Базз забирается первым, а я лезу следом. Я подгоняю его, хлопая по спине, словно это имеет смысл. Деревянная лестница, круто уходящая вверх, шатается под нашим весом, но выдерживает. Пурпурный пес, судя по треску щепок, проламывает себе проход и движется к нам.

– Твой дом бумажный, что ли? – орет Базз и подает мне руку из недр чердака.

Я взбегаю по скрипучим ступенькам. Он тянет меня наверх. У моих ног клацает челюсть пса. Базз ударяет его пяткой – и тот отлетает кубарем вниз.

– Он был аварийным еще до моего рождения. – Я ловлю ртом воздух.

Мы пытаемся дернуть лестницу на себя, чтобы ее сложить и затянуть наверх, но проржавевший механизм не поддается. Базз оттесняет меня в сторону, спускается и в несколько рывков собирает конструкцию как гармошку, едва успев избежать укуса.

Я выглядываю и свечу фонариком. Озлобленная псина подпрыгивает раз за разом в попытке добраться до нас, но падает. Издает рык, из ее ноздрей валит пурпурный пар, а белое око поглощает луч, точно бездна. Базз захлопывает проход и валится на задницу, вытирая со лба испарину.

Я поднимаюсь на ноги и помогаю ему встать.

– Подсвети.

Пахнет пылью, подгнившими досками и старой бумагой. Почти все пространство чердака заставлено запечатанными коробками с книгами. Ряды возвышаются над нами, точно башни. Удивительно, что под таким весом пол чердака еще не провалился.

Когда библиотека закрылась на ремонт, мама взяла часть архива на хранение. Прошло два года, и то здание по-прежнему в строительных лесах, поскольку город находит более важные дела, чем цепляться за буквы. Думаю, этот чердак – такое же кладбище, как наше, с надгробиями и мертвыми мальчишками, только похоронены здесь истории.

Я подбегаю к грязному окну под крышей и взбираюсь по нагромождениям из картона, словно на гору. Базз лезет следом, кряхтя по-дедовски, и я подаю ему руку:

– Какой же ты тяжелый.

– Это мозг, чувак.

– А я думал – яйца.

Базз кривовато улыбается, и я помогаю ему удержаться на шатких коробках. Окно поддается со скрежетом, будто его не открывали со времен постройки дома. Мы выглядываем наружу и всматриваемся во двор. Туман все еще расстилается по округе, но уже не так плотно, а небо, раскрываясь рассвету, золотит крыши домов. Желудок сводит только при мысли застрять тут, и я сглатываю переживания, обдумывая план действий.

– Видишь хоть одного лавандера?

– Нет, – мотает головой Базз и отстраняется от окна.

– Похоже, они исчезли вместе с супером. – Я свешиваюсь через раму для лучшего обзора. – Высоковато. Можно сообразить канат.

– Из книг, чувак?

Он прав. Дело дрянь.

– Ты можешь спустить меня на вытянутых руках. Прыгать будет больно, но вряд ли переломаюсь. Поищу тебе лестницу или…

– Уиджи. – Базз останавливает мой поток слов и показывает сначала на наручные часы, затем на улицу. – Взгляни на небо. Солнце вот-вот взойдет. Можешь оставить меня с голым задом – соорудим из одежды веревку, но сам я туда не полезу, чувак. Спущу тебя, и ты сможешь успеть к границе города.

– И бросить тебя?

– Не драматизируй, – похлопывает он меня по плечу, как обычно это делаю я. – Нет в этом твоей вины. Высоты ведь боишься не ты. Это моя проблема.

Я пристально смотрю ему в глаза, пытаясь отыскать там сомнения. Свои или его – я уже ни в чем не уверен. Базз ослепительно улыбается, но взгляд остается стеклянным.

– Так не пойдет. – Я вытягиваю ноги, чтобы усесться на башне поудобнее.

– Эй! – светит он в меня, вынуждая сощуриться. – Да брось, мамочка! Геройствовать необязательно.

– Завали. Один за всех, и все тут придурки. Забыл?

– Вот, погляди, – хватается Базз за сердце. – До слез меня довел, чувак.

Я хмыкаю. Он садится рядом и выключает фонарик. Тени поглощают его черты, а над нами – просыпаясь вместе с городом – в гнезде копошатся птенцы.

– Базз?

– М-м?

– Можешь не обращаться ко мне