Побочный эффект - Вадим Юрьевич Панов

— Я не верю, что проклятие способно изменить генетическую структуру человека.

— Ты много знаешь о проклятиях? — поддела его Бесс.

— Хочешь сказать, что знаешь больше?

— Пожалуй.

— Почему?

— Из-за работы Ивана, — помолчав, ответила вампиресса. — Он мало рассказывает, но иногда сталкивается с такими вещами, которые можно объяснить только насланным на человека проклятием.

— Например? — заинтересовался Оберон.

— Частичный разлом, — сразу ответила Бесс. — Когда вдруг отказывает генофлекс в какой-то одной части организма. Остальное работает, как должно, а в руке, желудке или где-нибудь ещё неожиданно происходит сбой, генофлексовые ткани рассыпаются и разрушают соседние…

— Я знаю, что такое частичный разлом, — перебил её лидер ковена. — Как это связано с проклятием?

— Учёные не способны объяснить феномен частичного разлома, — напомнила Бесс. — Ни одна теория, которую они выдвигали, не работает. Они не могут его прогнозировать и не могут лечить. Он просто возникает, как будто…

— Человека прокляли. — Оберон сделал глоток коньяка.

— Да.

Слышать подобное в эпоху генофлекса, доппелей и биочипов было довольно странно, но, если учёные эпохи, несмотря на все свои знания, неспособны ответить на вопрос, волей-неволей начинаешь задумываться о том, что речь идёт о чём-то сверхъестественном.

— Ты действительно в это веришь?

— Я верю, что мы заигрались в генетику, — ответила Бесс, медленно потягивая красное вино. — Мы влезли в область Бога, в исходник, который он создал лично, по образу и подобию, но люди…

— Не боги, — продолжил за неё Оберон.

— Как бы им того ни хотелось, — закончила вампиресса. — Нельзя играть в то, что разрушает само естество.

— Странно слышать от тебя подобные речи. — Лидер ковена покачал головой. — Это результат общения с Уваровым?

— Это результат размышлений.

— Размышления могут завести очень далеко, — заметил Оберон. — В такие области, в которые заглядывать… неприятно. Когда задумываешься глубоко, появляются разные вопросы…

— Например, насколько мы люди?

— Я — вампир. — Утверждение прозвучало вызывающе.

— Если вытащить из тебя генофлекс, останется человек, Оберон, — грустно улыбнулась Бесс. — Ты это знаешь, только принимать не хочешь. Вот я и спрашиваю: насколько мы люди? Несмотря на наш образ.

— Я не люблю эту тему, потому что я — вампир, — медленно ответил лидер ковена. — И ещё потому, что до тех пор, пока генофлекс не начнёт заменять клетки мозга, мы останемся людьми.

— А потом станем настоящими вампирами?

— А потом станем генофлексовыми людьми.

— Не ожидала услышать от тебя нечто подобное, — призналась Бесс.

— Да я и сам не ожидал. У нас получилась ночь неожиданных заявлений. — Оберон допил коньяк и знаком велел официанту повторить. — Зачем ты завела этот разговор?

— Настроение, — коротко ответила вампиресса.

— Теперь оно и у меня.

— Добро пожаловать в клуб.

— В клуб «Плохое настроение»?

— В клуб тех, кому интересно думать о разном… Например, о том, что если генофлекс не способен воспроизвести клетки мозга, не значит ли это, что именно там находится душа?

— Ты веришь в душу? — Кажется, Оберон удивился.

— Мне нравится думать, что внутри меня есть нечто настолько хорошее, что я опасаюсь это потерять.

— Многие потеряли.

— И что получили взамен? — быстро спросила вампиресса.

— А это не важно, — медленно ответил Оберон. — Что бы они ни получили, они потеряли самое главное.

* * *

— Его настоящее имя — Александр Саймон Рог…

— Александр Семёнович, — поправил напарника Иван, дожёвывая сэндвич, купленный в пищевом автомате «Малевич Куба».

— Что? — не понял Терри. Он свой бутерброд давно съел и слегка завидовал напарнику, который догадался купить два.

— Александр Семёнович, — повторил Уваров. — У нас нет вторых имён, есть отчество — имя отца.

— У всех?

— У всех, у кого есть отцы.

— Ага… — Соломон почесал бровь. — То есть ты не Айвен Клаус…

— Иван Николаевич.

— Потому что твоего отца звали Клаусом?

— Николаем.

— У вас сложный язык.

— Заставляет думать.

— Интересное замечание.

— Чем сложнее язык, тем лучше работают мозги.

— Интересное и справедливое, — подытожил Терри. — Теперь я могу продолжить?

— Сделай одолжение.

— Итак, если верить нашему новому другу Касиму, который скоро перестанет быть Касимом, лидера московских дарвинистов зовут Александр Рог, профессиональный и очень удачливый инвестор. Ведёт себя в полном соответствии с традициями старой школы, в которой царило правило «Деньги любят тишину»: минимум информации о личной жизни, никакой светской хроники. Что удобно и для инвестора, и для террориста.

— Есть подтверждённые данные о его связи с дарвинистами?

— Нет. До сих пор Александр Рог в поле нашего зрения не попадал.

— Тогда скорее всего это действительно он.

— Согласен.

Потому что глава территориальной ячейки террористической организации обязан быть чист перед законом.

— У него есть телохранитель?

— Официально — один. Бывший военный, спецназовец с отличной подготовкой и боевым опытом.

— Если Рог действительно глава здешних дарвинистов, телохранителей у него много больше, — задумчиво произнёс Уваров. — И они ведут его скрытно… У Рога есть собака?

— Никаких вилди, в том числе — животных.

— Я и не думал, что у дарвиниста может быть вилди, — отозвался Иван.

Несколько мгновений Соломон обдумывал фразу, после чего уточнил:

— Думаешь, он настолько принципиален?

Последователи «Кодекса Дарвина» считали вилди вершиной разложения человечества, самым мерзким результатом побочного эффекта и, в общем, были правы: несмотря на то, что химическое упрощение изобрели другие люди, без генофлекса спрос на вилди вряд ли бы достиг нынешних значений.

— Если Рог настоящий дарвинист, то ни за что не пойдёт против своих убеждений.

Уваров ответил так, что Терри не смог не задать следующий вопрос:

— Ты их уважаешь?

— Мне сложно ответить на твой вопрос. Не потому, что я опасаюсь на него отвечать, а потому что не уверен, что существует однозначный ответ.

— Спасибо за прямоту.

— Пожалуйста.

— Но не забывай, что дарвинисты — фанатики.

— Они убеждённые люди.