Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
— Меня зовут Алексей Пригожин, я корреспондент журнала «Мир непознанного», — Алексей почувствовал себя совсем неуютно, — к нам в редакцию письмо пришло из вашего городка. Автор, имя его называть не буду, написал, что вы, как бы это попроще сказать... — Алексей слегка замялся, чувствуя себя совершенно глупо.
— С инопланетянами встречался, что ли, — хмыкнул дед, — ну так это я и без тебя знаю. А то, что Васька Сидоркин письмо в журнал ваш написал, так этот юродивый и в ООН, и президенту постоянно пишет.
Алексей судорожно сглотнул образовавшийся в горле комок. Дед-то и вправду не так прост. Про Ивана Сидоркина-то он откуда мог знать? Если только сам Сидоркин не сказал о письме.
— Ты бы, Алексей Пригожин, — старик убрал ступку в сторону, — садился за стол, чаю попьем. Егоровна, а ну-ка сооруди-ка нам чего по-быстрому. Гость-то издалека ехал, устал. А ты, Фимка, сбегай во времянку, там на печке наливка стоит.
Старушка достала из шкафа посуду и стала расставлять ее на столе. Мальчишка исчез за дверью. Изначально ожидая от хозяина в лучшем случае от ворот поворот, Алексей невольно растерялся от такого приема
— Мальчик, наверное, немой? — спросил он у старика.
— Фимка? — Старик смахнул со стола остатки перетертой в пыль травы. — Внучок-то немой, понимает все, шкодник, а вот говорить не может. Сирота, живет со мной, в город-то ему никак нельзя. Затюкают его там, а здесь он как у Христа за пазухой.
Через полчаса, разомлевший от обильного угощения и наливки, Алексей наконец-то решился спросить:
— Сидоркин написал, что лет тридцать назад вы ловили преступников в тайге, и там вас похитили инопланетяне. С тех пор у вас и способности необычные появились.
— Болтун твой Сидоркин, — старик ухмыльнулся, — видел я кое-чего, а способности эти на лице у меня, вернее, на том, что от него осталось. Есть желание — слушай, только разговор наш долгий будет.
Я в то время участковым служил. Дело в конце мая было, только-только теплая погода установилась. Тогда на окраине леса, у Большой Салбы, что верстах в пятидесяти отсюда в тайге, нашли трех человек. Обыкновенные шабашники, без роду без племени, подрядились настил на местном коровнике крыть. Как обычно бывает: неделю работали, другую пили. Видимо, когда возвращались на станцию, в лесу, на краю тайги их и настигли. Я долго понять не мог, что с ними произошло. Двоих нашли сразу. Лиц не узнать, ни глаз, ни рта, ни носа — одна кровавая мешанина. Я на фронте всякого насмотрелся, и то меня воротить стало. По следам крови на траве, по обломанным веткам кустов видно было, что бежали, не разбирая дороги, то ли ослепшими уже, то ли от ужаса помешались, а может, от того и другого сразу. Затылки у обоих были пробиты, будто кто-то хорошо приложился чем-то тяжелым, потому и смерть наступила быстро. Третьего нашли только к исходу дня. Сам умер, сидел под сосной, в версте от двух других. Как прятался в корнях, так и умер. Лицо перекошенное, будто лешего перед смертью увидел.
Приехало тогда из города множество начальников. И прокурорские, и сыскари городские. Походили, посмотрели, почесали затылки, да и порешили, что медведь из лесу вышел, а мужики ненароком на него напоролись. Один, видимо, убежать смог, да с перепою долгого сердечко не выдержало, от страху да от бега непомерного помер. Следов медвежьих и шерсти много было, денег у мужиков никто не взял, карманы полны новехоньких червонцев, что председатель за коровник дал. Время такое было, что показатели никто портить не хотел. Мужики чужие, плакать по ним некому, вот и списали все на медведя. Благо, что потом, уже недели через две, местные охотники шатуна завалили.
Только вот карябалась у меня в голове мысль одна, не давала покоя. Уж больно точнехонько медведь по затылку бил. Не бывает такого. Сыскари городские — они, конечно, парни тертые, не нам чета, да вот медведя только в зоопарке видели. А я местный, уж чего-чего, а этого добра насмотрелся. Медведь, он ведь, если мять начнет, то ребра сломает, спину погнет, а если кровь человеческая его задурманит, то на куски тело растерзает. А тут... будто человек постарался. А что денег не взял, так, может, и мотив другой был: ревность или месть какая. Третьего дня, похоронив мужиков, завел я свой старый газик и поехал в Большую Салбу. А места те странные, народ у нас не из пугливых и то старается салбинские места стороной обходить. Там при Берии лагеря стояли, кое-где развалины бараков до сих пор видны. Искали там в свое время то ли уран, то ли воду тяжелую. Кругом вся земля шурфами изрыта. На вид они страшные, почти все водой залиты, а вода эта черная.
Перво-наперво я тщательно осмотрел место, где нашли двух мужиков, и окончательно убедился, что медведь ни при чем. Был он тут, к мужикам подходил, да только мертвые они уже были, потому как следов потаска не было. Если б живых бил, то хоть маленько, но протащил бы, а так обнюхал их, убедился, что мертвечина, и ушел. Убийцей был человек. Только вот загвоздочка одна. Следов, кроме как самих мужиков и медведя, не было. Вообще никаких. Я вокруг на брюхе все проползал, досконально весь путь мужиков по этому участку прочитал по следам, но ничего не нашел. Понял только, что убегали они от кого-то, кто не оставляет следы или так искусно передвигается по земле, что я не мог их найти. Оставив решение этой задачи на будущее, пошел к месту, где обнаружили третье тело. Рассудив, что мужик перед смертью увидел что-то или кого-то страшного, я стал внимательно изучать все мельчайшие следы вокруг дерева. Старая сосна стояла над берегом небольшой речушки. Со стороны двухметрового обрыва свисали корни дерева. Между ними в образовавшейся в песке естественной нише и прятался шабашник, пытаясь от кого-то укрыться. Меня мучила одна мысль. Если с двумя другими мужиками убийца расправился совершенно изуверски, то почему не тронул последнего. Тот умер сам, на нем не было ни единой царапины. Вывод напрашивался один. У мужика было что-то, и он то ли отдал это убийце, либо убийца сам забрал
