Резиновая чума (сборник) - Алексей Константинович Смирнов
- А у вас есть наручники? - спросила Наташа.
- Есть. Но у меня срочное дело, - отозвался Роман и поспешил вниз по лестнице.
- Этот Пляшков с его Алинкой крутил! - крикнула вслед Наташа. - Может, и не стоило убивать...
Капитан не придумал новых вопросов. Ему сделалось душно в здании корпорации. Он чувствовал себя запертым в склепе, где похоронены машины. В морге, в обществе доктора Льдина, ему бывало намного лучше. Там пульсировала жизнь, слышная одному доктору, и Роман любил слушать о вечном и потаенном. Но сейчас он не был готов посетить даже Льдина. Тайное биение жизни не воспринимается на трезвую голову, а пить капитан больше не мог. Он решил прикоснуться к живому-бессмертному традиционным способом и отправился в Путиловский храм.
С покаянием, к которому всегда располагает похмелье.
Отец Малахия принял его ласково, словно ничего промеж ними и не было. О покаянии, что удивительно, и слушать не захотел. Безошибочно угадав мотивы Романа и его состояние, он назвал это покаяние подкупом Господа Бога.
Тогда Роман, чтобы хоть как-то загладить вину, принялся рассказывать отцу Малахии о ходе расследования, а заодно поведал и то, о чем в прошлый раз умолчал: о кукле самого настоятеля.
Малахия отнесся к его рассказу спокойно.
- Над образом моим глумятся? Пусть их, - так он отреагировал на свальный грех. - Судьба Содома известна, и Гоморре пришлось не лучше...
Они выпили мировую. Капитан не нашел в себе сил отказаться.
- Ты продолжай, - священник благословил его. - Тебе зачтется.
- Я не очень-то верую, - повинился Роман.
- И Бог с тобой. Он поймет. Потому что иначе здесь выстроят Город Солнца. Демон Ра уже прикидывает, в какие квартиры ему поселить свою песьеголовую команду. Здесь будет то же самое, - Малахия залпом допил чарку. - Если ты не остановишь сатану. Пляшкова, грешника, я знал. Я могу кое-что рассказать...
6
Бездна притягивает. Известно, что если долго в нее вглядываться, она рано или поздно посмотрит на тебя. Капитана тянуло не только к бессмертной жизни, но и к нежити. Он распинался и сам это чувствовал, но общество Блоу, Ронзина и Паульса влекло его неодолимо, соперничая с доктором Льдиным.
Сам того не замечая, он все чаще наведывался в их логово.
- Мы не захотели стоять в стороне и тоже ведем наше маленькое частное расследование. Ни на что не претендуя! - заверял Романа Гордон Блоу.
- Мы изучаем данные на Гаттераса Арахнидде, - пояснил Паульс, поглаживая спрятавшуюся в густой брови бородавку. - Где мы ошиблись? В чем?
Роман рассматривал схемы и графики.
- Данные практической психометрии по Роберту Эденборо, - пояснил Блоу.
Капитан уставился на переплетенные кольца. Паульс принялся растолковывать:
- Вот этот, большой круг - это его Индивидуальные Факторы. Средний, на него наехавший -это тест 1, Помеха, Иррелевантное и Подтвержденное измерение. Третий круг - Тест 2 и Помеха. Все они пересекаются. Средний и малый круги внутри большого дают в пересечении Излишнее Измерение.
- А что это такое в большом кружке сверху, в стороне? Зубчатое, как пила?
- Это внешние факторы по отношению к индивиду. Вы, например.
- Или бейсбольная бита.
- Согласен, - кивнул Паульс. - Ну, а сама окружность круга - это Профессиональный Успех.
- А он был, успех-то?
Психологи переглянулись.
- Ну а как же! Он все выполнял в срок... не вылезал от Генерального и даже, увы, докучал ему. Это все новейшая наука, - с гордостью заявил Ронзин, будто сам ее выдумал. "Участие двух похожих тестов в прогнозировании профессионального успеха".
- Сами тесты, кстати, делу не помешали? - поинтересовался Роман. - А то я гляжу - так и прут, суки... Мать моя женщина! А это что же?
- Это "Пулеметный" подход к тестированию, - сказал Блоу.
- Хорошее название, - похвалил Роман. - Но пулемета у вас не нашлось, только дубина... Вы не пробовали наколотить в биты гвоздей?
Ронзин взялся за переносицу:
- Не понял вас...
К новому большому кругу слева прилепились пять поменьше, и все пересекались. А справа, вверху, скалились все те же Внешние Факторы. Откровенно недружественные, судя по зубчатости.
Большой круг - несчастный Гаттерас Арахнидде - со всех сторон атаковался вострыми стрелами: Индивидуальные Факторы, Профессиональный успех, Добавленная ценность -повторявшаяся и добавлявшаяся в четырех наползающих кружках, пятый пока пустовал, но и там должна была неизбежно добавиться ценность.
Справа, вне круга, сыпались стреловидные помехи, бившие по ценностям. Слева зонтиком расходились новые стрелы: Тесты.
В центре атакованного круга было начертано: Излишки.
- Это он и был излишек, ваш Гаттерас?
- Да вы присмотритесь, - снисходительно придвинулся Блоу, обдавая Романа мятным дыханием. - Все наоборот! Это из него, изнутри летят стрелы, а не в него! Это Излишки бьют по Добавленным ценностям!..
Опер совсем запутался.
- Значит, некие излишки мешали ему получить добавленную ценность? Пятую?
- Ну разумеется!
- Он чего-то требовал?
- У него были плохо развиты коммуникационные навыки, - сказал Ронзин. - Приходите с утра на разминку. Уверен, что вы выйдете в финалисты.
Оперу в очередной раз сделалось дурно, и он удалился. Он соскучился по коллегам, по шумному первому этажу. Там обитали свои, там не стояли манекены для битья - для этого всегда находились живые экспонаты.
... В РУВД, едва он вошел, было шумно и весело.
Гостивший в отделении Льдин, помянувший очередного висяка, пересказывал свой сон про Милицейский И-Цзин.
- И приснилось такое, прямо там, при каталке. В этом сне меня агитировали превратиться в другое существо, а когда я спрашивал, в какое - молчали. С виду эти создания были людьми, но попадались и собаки с кошками. И вроде был один медведь.
- Медведь пришел! - восторженно крикнул Роман.
- С ними я не разговаривал. Все эти твари обладали способностью мгновенно растворяться и вновь возникать; кроме того, они столь ловко убалтывали обычных человеков, что те незамедлительно - благо от них требовалось только согласие - становились такими же. Они множились в ужасающем темпе, и даже с предметами стало что-то происходить. Например, когда я сбежал на улицу, потому что уже не был уверен в сущности собственных домашних, там оказалась белая табуретка, стоявшая посреди проспекта на двух ножках, под
