День Благодарения - Илья Витальевич Горячев
– Я слышал о тебе. Тебя называют Эскимо, но ты совсем не похож на иннуита. – Рэднек с прищуром уставился Ти Джею прямо в глаза.
– Для тебя я – мистер Джексон, парень. Ок? – Ти Джей сделал шаг назад, слегка наклонил голову, одной рукой прикрыл подбородок, а второй принялся теребить мочку уха. – Дальше посмотрим, но пока так. Тебя я впервые вижу. В качестве аванса доверия поясню – Эскимо, так как чёрный снаружи, а белый внутри. Как сорт мороженого. Если помнишь такой, хотя вряд ли. Так по-дружески прозвали меня коллеги по BPD[48]четверть века назад. Ты тогда ещё даже не родился. Но только я решаю, кто может ко мне так обращаться, и ты, парень, в данный круг не входишь. Это касается и упоминания меня за глаза. Надеюсь, это ясно, и мы с тобой поладим.
Рэднек открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут рядом возник Олаф:
– Эй? Я предупреждал тебя? Не вмешивайся в чужие разговоры и уважай старших. Мы работаем вместе. Это понятно? – Он легонько толкнул парня ладонями в грудь. Тот сделал короткий шаг назад.
– Да, сэр… – сквозь зубы выдавил Рэднек и, глубоко вздохнув, отошёл в сторону.
Иван Картлин с кружкой «американо» сидел на подоконнике и с интересом наблюдал за сценкой.
К Ивану с горкой пончиков на тарелке подошла Флеш, и, улыбнувшись, предложила угощение.
Поблагодарив наклоном головы, он взял один из крошечных румяных пончиков и целиком сунул его в рот.
– У вас необычный акцент, я слышала, как вы разговаривали с Ави.
Иван с набитым ртом кивнул в ответ.
Чуть помолчав, Флеш добавила:
– Я общалась с русскими, и у них акцент был совсем другой.
Иван дожевал пончик.
– Это сербский акцент. Я учил язык в Сербии. Ещё в гимназии.
– В Сербии?? – глаза Флеш вспыхнули огнём любопытства.
– Сербия… это в Юго-Восточной Европе. Я вырос там. Небольшая страна на Балканах. – Иван привык подробно объяснять американцам. Он успел заметить за четыре года жизни за океаном, что европейская география особой популярностью у них не пользовалась.
– Ја сам српског порекла, али никада у животу нисам била у својој домовини… – Флеш старательно выговаривала слова на полузабытом языке из детства, на котором с ней разговаривала дома лишь старенькая бабушка, – Pођена самовде у Милвокију[49].
– Иван, – представился он, сделав ударение по-сербски на первый слог, и протянул девушке руку, впервые взглянув на неё с интересом.
Их глаза на миг встретились, но она практически сразу опустила взгляд, с удивлением отметив про себя подобную реакцию: «Не хватало ещё покраснеть!» – с досадой подумала она.
– Диана, но все зовут меня Флеш… – её рука на пару мгновений дольше, чем это было уместно, задержалась в его ладони, – мне проще всё же по-английски, – она улыбнулась.
В этот момент раздались резкие хлопки в ладони:
– Кофе-брейк окончен! – Ави стоял в центре приёмной, направляя всех энергичными жестами рук обратно в конференц-зал.
Расселись в прежнем порядке, только Флеш переместилась и заняла кресло рядом с Иваном Картлиным.
– Итак, краткое описание Бостона и ситуации в нём на сегодняшний день, Шивон, выведи на экран карту, – на мониторе высветилась подробная карта города и окрестностей, – спасибо. Мистер Сантклауд, если у вас, как у местного жителя, будут какие-либо поправки – смело перебивайте меня, – Клод энергично кивнул.
– Основной силой в Бостоне, как и во всех крупных городах, подконтрольных Ди-Си, являются этнические мега-банды. Они контролируют около шестидесяти процентов территории города. Начнём с негритянских банд. «Чёрные пантеры», – карта города покрылась неравномерно распределёнными серыми пятнами, – из-за идейной близости у них сложились самые лучшие отношения с формальным руководством города, то есть функционерами ПДП. На подконтрольных им территориях нашли прибежище беглые члены колумбийского ФАРК[50], есть кто-то из Рабочей Партии Курдистана, достаточно много вьетнамцев и северных корейцев – диссидентов, тех, что не прижились в Канаде. Чайна-таун также находится под крылом у «Пантер». В Городском Совете у них три места. BPD на свою территорию они категорически не допускают, по старой ещё памяти. А гражданские патрули в их районах укомплектованы «Пантерами» же. «ЧП» лояльны к христианам-реформистам и симпатизируют общинам техно-вуду. Там, в «Пантерах», предстоит работать мистеру Джексону.
Ави указал карандашом на Ти Джея.
– Далее. «Фарраханс Дивижн» – это расширенная версия «Наци Ислама». Помимо чёрных кварталов, их территории включают автономные районы европейских мусульман, сбежавших за океан после краха Марсельского имарата, американских арабов плюс какое-то количество неофитов из местных «ос». В Городском Совете у них всего лишь один голос, но их структура наиболее выстроена. Ни BPD, ни гражданские патрули к себе они не пускают. Нетерпимы к иноверцам, включая техно-вуду, из-за чего оттолкнули всех гаитян, а также к трансгендерам и квир-коммунистам, а с латинос поддерживают вооружённый нейтралитет. Между «ЧП» и «ФД», двумя флангами чёрного сегмента Бостона, существует множество мелких «квартальных» банд, которые, сохраняя внутреннюю автономность, примыкают либо к первым, либо ко вторым. Да, Ти Джей?
– Мистер Фридман, я бы хотел немного расширить ваш доклад, – Ти Джей немного неуклюже поднялся с места.
– Ну что ж, – Ави пожал плечами, – я буду только рад, уступаю трибуну.
Он устроился в зале, а его место занял Джексон.
– Скажу честно, – Ти Джей медленно обвёл зал взглядом, – я тут единственный чёрный и не буду скрывать, чего уж там, что, естественно, я неуютно себя чувствую среди вас. Да ещё и некоторые на меня косятся, – он выразительно глянул на Рэднека, – поэтому я и решил сказать, хоть и не большой любитель ораторствовать. – Немного запнулся, потёр нос двумя пальцами и продолжил.
– Сперва немного о себе. Я служил в Морской пехоте, ещё в тех, прежних Соединённых Штатах, поступил на службу ещё при Президенте Буше-младшем. Потом я был полицейским в Бостоне. Успел застать настоящих копов старой школы. Для парней, рядом с которыми я вырос на улице, я стал «Дядей Томом» в тот момент, как получил жетон и надел синюю форму. Разом превратился в прислужника снежков. После того, как я поступил на службу, в квартале мне перестали быть рады. Косились исподтишка, отворачивались, словом я чувствовал их затаённую неприязнь. Сегодня мне пятьдесят три года, а знаете, где эти парни? Их уже нет. Кого-то застрелили в подворотне, многие спились, но большинство сторчались.
