Индульгенция. Без права на ненависть. Часть 5 - Тимур Машуков
А я шагнул в коридор, и браслет снова завибрировал. Соскучилась.
Уголки губ сами собой потянулись вверх. После утренней бойни, после кабинета Упыревой, после этого цирка с техномагом и сгоревшими болванами… Мне очень нужна была ее буря. Ее нежность. Она сама.
Кабинет главы студенческого совета приветливо встретил меня тяжелыми дубовыми дверями. Витражи здесь изображали эпичные битвы архимагов, а ковры глушили шаги. Я толкнул тяжелую дубовую дверь без стука.
— ГДЕ ТЫ ПРОПАДАЛ⁈ Гад!!! Изменщик!!! Сволочь!!!
Гроза обрушилась мгновенно, стоило мне лишь закрыть за собой дверь. Кристина стояла за своим массивным столом из черного дерева, заваленным свитками и хрустальными шарами. Но ни стол, ни статус не могли сдержать урагана, что бушевал в ее хрупкой на вид фигуре. Темные волосы взметнулись, как крылья разгневанной валькирии. Глаза, обычно глубокие и манящие, сейчас полыхали синими молниями. Она не просто кричала. Она излучала ярость, от которой воздух трещал статикой.
— Целый месяц, Видар! Сука!!! ЦЕЛЫЙ МЕ — СЯЦ!
Она метнулась ко мне, ее палец ткнул мне в грудь с силой, которой позавидовал бы Громов.
— Ни звонка! Ни сообщения! Как в Навь провалился! Я тебе десять тысяч раз на браслет звонила!
Я уклонился от второго тычка, чувствуя, как Пустошь внутри лениво ворочается, не видя в девушке реальной угрозы. Угроза была в другом — в дрожи ее губ, в влажном блеске глаз под гневом. Она волновалась. И это било больнее любого клинка.
— Крис, я…
— Молчи! — она замахнулась кулаком. — Сначала эта бойня у ворот! Весь академический чат взорван! Тысяча сообщений: «Раздоров устроил резню!», «Оборотневы объявят войну!», «Совет Темных в ярости!» Я чуть с ума не сошла! Думала… думала тебя там… — голос ее сорвался. Она снова замахнулась. — А ты! Ты даже не написал! Не сказал, что жив!
Я поймал ее запястье в воздухе. Легко. Ее кожа была обжигающе горячей.
— Потом кабинет Упыревой! — вырвалось у нее, она пыталась вырваться, но моя хватка была стальной. — Опять слухи! «Раздоров стер Мозгоправского!» «Он ходячее бедствие!» «Убийца магов!!!» «Повторное исследование силы»… И опять ТИШИНА!
Ее вторую руку я поймал так же легко. Теперь она была в моих руках, бьющаяся, как пойманная птица.
— А потом Поломатов! Три трупа на пепелище! И ты в центре! Я следила, подключилась к записывающим артефактам. Да у меня чуть сердце не остановилось от увиденного!!! ВСЕГДА, ГДЕ ТЫ, ПОЯВЛЯЕТСЯ ФИЛИАЛ НАВИ!
Ее дыхание сбилось, гнев начал сменяться чем-то другим — обидой, усталостью, страхом, который она так яростно прятала под гневом. Слезы наконец прорвались, скатившись по щекам, оставляя блестящие дорожки.
— Я мало спала… — прошептала она, уже не вырываясь, а обвисая в моих руках. — Все время ждала. Постоянно боялась… что придут и скажут… что тебя больше нет…
Сердце внутри сжалось. От боли. Ее боли. Я видел синяки под ее глазами, легкую дрожь в плечах. Она действительно переживала. Из-за меня.
— Крис… — мой голос был тише обычного, без ледяного металла, только хрипотца. — Прости. Так было….нужно.
— Нужно⁈ — она попыталась дернуться, но сил уже не было. — Ты… эгоист! Чудовище! Выродок!..
Но ругательства звучали уже без огонька, сквозь рыдания.
Я не стал больше уворачиваться. Не стал ловить руки. Я просто притянул ее к себе. Сильно. Жестко. Обнял так, что не оставил и шанса на движение, прижал к своей груди, чувствуя, как ее сердце бешено колотится о мои ребра. Она вскрикнула от неожиданности, попыталась оттолкнуть лицом, но я не отпустил.
— Отпусти! — слабый протест показывающий, что она еще сопротивляется.
— Нет, — прошептал я ей в волосы, вдыхая знакомый запах — грозы, чистоты и ее неповторимый, теплый аромат. — Не выпущу. Слишком долго меня не было.
Она замерла. Ее тело, напряженное как тетива, дрогнуло, потом медленно начало расслабляться. Рыдания стихли, сменившись прерывистыми всхлипами. Она уткнулась лицом мне в шею, ее дыхание горячим влажным пятном касалось кожи.
— Ненавижу тебя… — пробормотала она, но руки ее, наконец, обвили мою спину, впиваясь пальцами в ткань. — Ненавижу…
Я отстранился ровно настолько, чтобы увидеть ее лицо. Размазанная тушь, красные глаза, опухший нос. Самое прекрасное зрелище после утра, проведенного в аду.
— Соврала, — усмехнулся я, стирая пальцем слезу с ее щеки. — Ты меня обожаешь.
— В гробу я тебя видела! — фыркнула она, но уже без злости. В ее глазах, еще влажных, появилась знакомая искорка. Вызов.
Ха! Моя принцесса вновь стала сама собой. Я наклонился. Медленно. Давая ей время оттолкнуть, если захочет. Она не оттолкнула. Ее губы, чуть приоткрытые от прерывистого дыхания, ждали.
Наш поцелуй не был нежным. Голодным. Требующим. Смесью извинения, обещания и безумной радости, что она здесь. Что она моя. Что мы живы. Она ответила с той же яростью, вцепившись мне в волосы, притягивая ближе, словно боясь, что я снова исчезну.
Мир сузился до точки соприкосновения губ, до ее тепла, до сладковатого привкуса ее слез и чего-то неуловимо знакомого. Пустошь внутри затихла, убаюканная этим буйным, живым теплом. Войны, интриги, сгоревшие идиоты — все это отступило. Осталась только она. Ее дыхание. Ее сердцебиение. Ее руки, держащие меня так крепко, будто я — ее якорь в этом безумном мире.
Когда мы наконец разъединились, дыхание сбилось у обоих. Она смотрела на меня, все еще с упреком, но теперь сквозь него светилось что-то другое. Облегчение. Признание. Любовь, которую не мог скрыть даже самый сильный гнев.
— Больше так не пропадай, — прошептала она, прижимаясь лбом к моей щеке. — Или в следующий раз…
— В следующий раз сама придешь и вытащишь меня из любого ада? — уточнил я, обнимая ее снова, уже нежно, чувствуя, как она растворяется в этой близости.
— Сама, — подтвердила она, и в голосе зазвучала знакомая сталь. — И устрою такой ад тебе, что Пустошь твоя позавидует.
Я засмеялся. Настоящим смехом, который редко вырывался наружу. Ее гроза миновала. Оставив после себя чистое, светлое небо… до следующего раза.
И пусть за дверями кабинета бушевали настоящие войны, здесь, в ее объятиях, был единственный фронт, где я был готов сражаться вечно. И проигрывать снова и
