Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов
Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Но у генералов-то свои дети есть.
Потому я перешел к конкретике:
— Давай так. Завтра после работы я покупаю тебе тест. Ты получаешь подтверждение своего… интересного положения. Твои дальнейшие действия? Скажешь Андрею?
Она кивнула, грустно улыбнувшись, и в этой улыбке было столько нерастраченной нежности, что мне стало тепло. Все-таки она его любит. Но смогла отказаться, а теперь она наконец честна с собой и с ним.
— Скажу.
— Это правильное решение. Но ты понимаешь, что он никогда не сможет содержать семью, и это ляжет на твои плечи? Ты, по сути, будешь играть мужскую роль.
— Понимаю, — ответила она уже бодрее. — Да, он не умеет зарабатывать, зато должен быть хорошим папой. И понимаю, что с театром… с профессиональным театром — все. Надо искать другой смысл. Наверное, его можно найти в ребенке… Но это ведь неправильно. Ребенок — это другой человек, только маленький, он вырастет и создаст свою семью, а я… В общем, надо придумать себе что-то. Куда расти, куда развиваться. Наш театр я не брошу, там все без образования, и ничего.
— Как ты смотришь на то, чтобы заниматься гостиничным бизнесом? — закинул удочку я.
Наташка округлила глаза.
— Это как? В гостиницу устроиться?
Я мотнул головой.
— Возглавить свой гостиничный комплекс.
— Свой⁈ Откуда? — Ее глаза стали еще круглее, и я поделился своими мечтами, расписал, как у нас все будет красиво и здорово, как люди в очередь выстроятся в один из первых отелей, где все включено.
И я, и она воспарили на крыльях мечты, хотя понятно было, что все это очень сложно. Что ни возьми — везде сложности: и землю выбить, и все правильно построить и оформить, и избежать того, чтобы это потом не отжали и не занялись вымогательством на государственном уровне: если не заплатишь столько-то, не получишь разрешение на открытие комплекса. И постигнет мое детище участь многих отелей, пришедших в запустение. И как бороться с вымогательством на государственном уровне? Взятками?
Нет. Был единственный способ — развивать дар убеждения. А в том, что он развивается, сомнений нет: раньше я мог влиять только на совсем ослабленных, сейчас — даже некоторые гнилушки поддаются внушению, бандит раскаялся и Наташке деньги вернул. За два-три года дар окрепнет, и тогда…
И тогда из этого города можно сделать рай на земле. Мысль полетела дальше. А что, если я смогу влиять на разумы власть имущих? Если не всех, то хотя бы некоторых…
Но как прокачивать дар, когда нельзя влиять на чужую волю? Или ради благого дела можно?
Тренироваться придется на бомжах, которые нежильцы. На гнилушках, на тех, кто творит беспредел. Это, конечно, фантастика, но что, если у меня в конце концов получится поработать Чумаком, только не воду заряжать, а прогнившие мозги: не воруй, не убий, не укради…
Или в том и смысл, чтобы человек сам решал, воровать или нет, убивать или миловать?
Черт побери, это вопрос не развития сущности, души, энергополя индивида или что там у нас, а судьбы мира, который на грани гибели.
Главным для меня сейчас было не это, а то, что моя сестра наконец улыбалась. И то, что из колючего озлобленного подростка она превратилась в очаровательную девушку, умненькую, рассудительную, пусть порой и не справляющуюся с темпераментом. Но это пройдет, а человек — останется.
Сейчас Натка, забыв о проблемах, делилась своим видением развития бизнеса. Больше всего ее интересовал шведский стол, о котором я сказал. Она не верила, что такое существует в природе, что люди просто берут, сколько могут съесть, а не набивают чемоданы, не прячут еду в одежду. Призналась, что она спрятала бы, а значит, все так будут делать, и мы на питании разоримся, надо что-то такое, что сложно будет вынести: омлет, например, супы, котлеты и пюре. И вообще, крутая задумка, ни у кого такого нет.
О тонкостях закупок, алчной санэпидемстанции, пожарных и прочих контролирующих органах, которые созданы, чтобы помогать людям правильно и честно работать, а сами превратились в вымогателей, я умолчал. Это не ее забота. О ленивых и хамоватых сотрудниках я тоже умолчал, это отчасти лечится достойной зарплатой, ну, или более радикально — увольнением.
— Раньше, чем через три года, построить такой комплекс нереально, — подытожил я, — как раз ребенок подрастет, и тебе станет полегче. Ну а насчет школы… Повторюсь: директор меня любит, я подкидываю ему полезные идеи. Думаю, он пойдет навстречу, и ты сдашь экзамены в индивидуальном порядке.
Наташка задумалась и выдала:
— Как думаешь, замуж за Андрея пойти? У ребенка должны быть папа и мама, я так считаю. Никогда, ни за что не буду бить своего ребенка, как наш отец. Если нарушу обещание, убей меня!
— Уверена? — прищурился я.
— На все сто! Ни за что не хочу, чтобы было, как у родителей. У-ужас! Ну а насчет выйти замуж что скажешь?
— Ничего, — пожал плечами я, — это только тебе решать. Как и то, оставлять ребенка или нет. Одно я знаю точно: женщинам в положении нельзя нервничать, тогда ребенок родится тоже нервным и будет орать ночи напролет. Так что отставить хандру, ничего не закончилось, все только начинается, как бы ни повернулось. Слышишь меня?
Наташка рывком поднялась, обхватила меня крепко-крепко и поцеловала в щеку.
— Теперь я знаю, что все будет хо-ро-шо! — Она принялась загибать пальцы. — Сначала тест, потом… — ее перекосило, — гинеколог. А можно как-то не у нас к нему пойти? Это ж все будут знать, как когда Чечурина-старшая залетела. Гиня растрепала врачам, те — медсестрам, мама — мне. И со мной так же будет!
— Думаю, никаких проблем не будет, если мы договоримся с врачом в другом городе.
И снова она меня обняла и поцеловала. Потом спросила:
— А что там с отчимом? Слышала обрывки вашего с Борей разговора.
Я пересказал то, что уже говорил, и закончил:
— В понедельник вечером все будет ясно.
— Бедный, — вздохнула сестра. — Как я его понимаю! С ума сойти можно от неизвестности. А мне уже не так страшно, когда появилась определенность… Слушай, а вдруг это отец отчиму гадит? Что если у Лялиной спросить, пусть по своим источникам выяснит, что за Капустин такой.
— Она не будет. Не до того ей
