Человек Дождя - Михаил Француз

— Да он не опасный был, а блажной: с этим своим «не убий», «возлюби ближнего своего, как самого себя», «подставь левую щёку, когда ударили по правой»… Пилат сто раз и сам пожалел потом, что вообще его тронуть решился. Сколько потом Рим с его последователями натерпелся!

— Но, как же… а проповеди?

— Ну, проповеди. И что?

— А чудеса?

— А что «чудеса»? Ты вон и сам по воде ходить можешь и человека из сотни кусочков назад собрать. Обыденность такие «чудеса» в нашем мире, где Одарённые живут и правят. Его и запомнили-то только потому, что Савл подсуетился, да его имя себе «на щит поднял». От его имени секту создал, да «учение» на бумагу записал, а потом растиражировал. Получилось бы у самого Исуса что-нибудь, останься он «живым»? Вряд ли.

Помолчали.

— Так, что же? Никто не знает, куда он делся?

— Ну, слухи до меня какие-то доходили, что он вроде в Индию куда-то ушёл. Или в Тибет… Но только слухи. Больше он уже нигде не «всплывал». Исусом Назареем не назывался. Может, сидит себе, где-нибудь в пещерах и медитирует. Может, живёт где-то тихой простой жизнью. Не отсвечивает, и ладно…

— Офигеть… — пробормотал я и откинулся обратно на подушку, устремив невидящий взгляд свой к потолку. Такие новости, блин, надо ещё переварить…

* * *

Глава 19

* * *

История историей, а главным моментом, который я для себя отметил во всём сказанном, было то, что существует некий «особый каземат», способный удерживать Водника уровня Кощея. Причём, удерживать надёжно и долго, одновременно с этим, позволяя ещё и пытать его. Очень! Очень неприятная такая новость. Факт, о котором не стоит забывать ни при каких обстоятельствах.

Ещё неприятнее, что «каземат» этот не где-нибудь у чёрта на куличках или на краю мира, а прямо в Москве расположен. И забывать об этом, повторюсь, никак нельзя! Ведь, если мои недоброжелатели, в списке которых и Император числится, отчаются в попытках меня убить, то следующим логичным шагом для них может стать попытка моей изоляции. Я ж не Иешуа, меня «безопасным» не признают точно, не после того, что я в Берлине устраивал, и что стало нынче достоянием общественности. Ещё хорошо, хватило ума стиль Мерлина Мэнсона на себя не натянуть с его антихристианскими замашками. Понятно, что отгрызание головы летучей мышки на сцене, в сравнении с тем, что могли заснять внутри того госпиталя, смотрится невинной детской шалостью, не больше. Но дело не в летучей мыши, а в позиционировании. В эмоциональном и информационном посыле. Такого меня точно бы всем миром валить принялись незамедлительно…

Однако, подумать над этим всем ещё будет время. Сейчас же, ещё разговор не закончился. Разговор, из которого я мог почерпнуть ещё какую-то информацию, не менее важную, чем момент с казематом. Или нет. Но попробовать, однозначно, стоило.

— А ты? Ты сама, разве не Мастер Жизни? — вернув себе сидячее положение, а Катерине внимание, спросил я.

— Нет, конечно, — с улыбкой пожала плечами она. — И никогда такого не утверждала.

— И каков твой предел? Насколько много ты можешь в этом направлении?

— Не скажу, — не перестала улыбаться она.

— Почему? — даже немного обиделся я. Правда, больше напоказ, чем реально.

— Это будет непедагогично, — заявила Катерина. И на мой недоумённо-вопросительный взгляд, последовавший за её ответом, добавила. — Это будет давить на тебя и ограничивать твой собственный рост. Сам себе, с опорой на мои слова, ты нарисуешь «верхние пределы возможного» и будешь долбиться об них, как рыба об лёд. Оно нам надо? — и ещё глазками в конце похлопала, невинно так… что у меня аж скулы свело.

— Какая-то ты вся «почти», — позволил себе немного съязвить на это. Совсем немного. Самую чуточку. Всё ж, помнил, с кем разговариваю. Пусть и «на ты», но с Императрицей… хоть и бывшей… почти. — «Почти Целительница», «почти Мастер Жизни»…

— Что уж тут поделать, — совершенно не обиделась на такую подколку она. — Жизнь так распорядилась, что не дотягиваю постоянно. Везде по чуть-чуть, и нигде — полностью. Не всем же быть такими Гениями, как ты, — и снова глазками хлоп-хлоп. — Которых за их Гениальность то и дело прибить пытаются, — и, внезапно, безо всякого перехода, взгляд её из весёлого, стал прицельным и совершенно серьёзным. — Что ты с Осорио сделал?

— С кем? — даже не сразу понял я.

— Грандом Огня, в Петрограде, — не отводя взгляда и даже не моргая, конкретизировала она.

— «Вода смывает всё», — попытался открутиться от прямого ответа я.

— Что. Ты. Сделал. С Осорио? — не повелась Катерина, хотя свою фразу, когда-то сказанную мне, она явно узнала.

— Растворил и смыл в Финский залив, — решил, что отмалчиваться и юлить дальше, в данном случае, может выйти дороже, чем сказать правду.

— Зачем? Что ты пытался скрыть исчезновением тела? Тебе ведь его официально подтверждённое убийство только в плюс бы пошло. Возможно, этот значок стал бы твоим на несколько месяцев раньше, и никакой поездки в Берлин бы не состоялось.

— Способ убийства, — подумал, что «снявши голову, по волосам не плачут». — Я убил его специальной Артефактной пулей. В упор. Быстро и тихо.

— Ладно, Ранг бы за такое не дали, — согласилась Катерина. — Но, зачем это скрывать?

— Пуля — оружие, которым Бездарь может убить Гранда. Вроде бы, Набсовет такое не поощряет.

Катерина выслушала ответ и какое-то время, показавшееся мне вечностью, молча пристально смотрела на меня.

— Ладно, — наконец, вынесла вердикт она. — Пожалуй, я и сама бы поступила так же, в твоём случае. Просто, на всякий случай. А Куачтемокка?

— По накатанной… сформировавшийся стереотип действий. Чистая психология. Там же, на записи, должно было быть видно, что я… не совсем во вменяемом состоянии, — пожал плечами я. — Если жёстче не сказать. Так, что, без какого-то особого смысла или причины. Просто, по инерции. Не задумываясь. Практически, на автопилоте.

— А, что это за техника была? Которой ты сумел преодолеть «Путы Обречённости» Авкапхуру? — взгляд уже не был таким же пристальным, прицельным и серьёзным. Если судить по нему, главное, что хотела узнать, она уже узнала, а теперь это был просто праздный интерес. Любопытство, не более.