Хозяин антимагии 4 - Миф Базаров
Не дожидаясь ответа, я зашагал прочь, прижимая к груди драгоценный свёрток.
Дыхание Моти под тканью казалось чуть слабее.
Холодный укол, что я могу опоздать с помощью, пронзил яростью.
— Ищи черноволосую девчонку! — прокричал вдогонку капитан. — Молодая. Зовут, кажется, Оля. Лечит зверей лучше, чем людей.
— Спасибо, — буркнул в ответ я.
— Люди на неё жалуются. Говорят, руки не оттуда растут, — он криво улыбнулся. — Зато любое животное исцелит, хоть волка, хоть крысу. Прозвище у неё соответствующее — «крысиный доктор».
Я хмыкнул и ускорил шаг.
Лагерь, ещё недавно кипевший боем, теперь напоминал растревоженный муравейник под контролем Долгорукого.
Конвоиры строили в колонны сдавшихся бунтовщиков — жалкие фигуры в порванных мундирах. Их гнали прочь, к телепорту, для отправки в колонию среднего круга «Ярцево».
Рядом уже формировалась и первая группа гонцов: подтянутые, решительные офицеры с портфелями, набитыми донесениями для Императора и других важных персон империи, которые могли здесь помочь.
Госпитальный шатёр внутри пах травами, йодом и целебными эликсирами.
Под низким брезентовым сводом царил полумрак, разорванный пятнами света от магических ламп и светляков. Стоны раненых, сдержанные команды медиков, лязг инструментов — это была адская симфония.
Окликнул первого попавшегося фельдшера, перевязывающего окровавленную руку солдата:
— Где найти Ольгу? Целительницу. Ту, что зверей лечит…
Мужчина, не отрываясь от бинта, мотнул головой вглубь шатра, к дальнему углу, загороженному грубыми ширмами.
— «Крысиного доктора»?
Я кивнул.
— Тогда в «зверинце» ищи.
Ринулся туда, обходя носилки и перевязочные столы.
За ширмами был импровизированный уголок.
На грубо сколоченном столе — клетки с ранеными почтовыми голубями, перевязочный материал, склянки с мутными жидкостями.
И она. Черноволосая, в поношенном офицерском мундире медицинской службы, поверх которого — клеёнчатый фартук, забрызганный тёмными пятнами.
В руках девушка удерживала крупную серую крысу, аккуратно накладывая на её лапку миниатюрную шину из щепки и тряпицы.
Лицо…
Я замер.
Черты утонченные, как у Софьи, тот же разрез глаз, форма губ. Но всё иное. Волосы стянуты в беспорядочный пучок, прядь выбилась и прилипла ко лбу. Глаза — не холодные серо-голубые озёра, как у княжны Потоцкой, а изумрудные, горящие сосредоточенным огнём. В них читалась не надменность, а упрямая решимость и… глубокая усталость. Девушка что-то бормотала крысе, голос низкий, резковатый.
— Ольга? — произнёс я тише, чем планировал.
Она вздрогнула, оторвалась от крысы.
Взгляд целительницы скользнул по мне с ног до головы, составляя картину: опалённые волосы, рваный грязный сюртук, сажа, кровь на руках, дикая усталость в глазах. И главное — свёрток из рубахи на груди.
В зелёных глазах мелькнуло раздражение, почти презрение. «Ещё один грязный солдафон с глупой просьбой», — прочитал я.
— Кто спрашивает? — отрезала девушка, кладя крысу в небольшую корзинку с соломой. Голос резкий, даже раздражённый.
Решил проверить свою догадку. Уж больно разительным было сходство.
— Ольга Фёдоровна Потоцкая? — спросил я прямо, глядя ей в глаза.
Целительница нахмурилась, словно услышала что-то неприятное, и сжала губы.
— Да, это я. Что вы хотите? — повторила девушка, вытирая руки о фартук. — Если это шутка про «крысиного доктора» или нужно полечить блоху у вашего пса — идите лесом. Места нет, времени нет, и терпения тем более.
Не стал спорить.
Просто осторожно развернул свёрток, положив рядом с корзинкой крысы.
Освободил Мотю.
Маленькое беззащитное тельце. Опалённая серебристая шёрстка. Ужасная рваная рана на боку, прикрытая коркой чёрной запёкшейся крови и грязи. Его дыхание было поверхностным, еле заметным.
Но что поразило меня, края раны под коркой уже не выглядели воспалёнными. Это была бледно-розовая ткань, словно пытающаяся срастись.
Невероятная регенерация. Или… остаточный эффект собственной магии?
— Вот, — тихо сказал я. — Не крыса. Тушканчик. И он умирает. Мне сказали, вы… единственный шанс.
Ольга замерла. Весь напускной скепсис, усталость, раздражение вмиг испарились, словно и не было.
Глаза девушки расширились, в них вспыхнул чистый, неистовый профессиональный интерес, смешанный с тревогой. Она резко шагнула к столу, без церемоний отодвигая меня локтём.
— Боже правый… Почему ты сразу не сказал⁈ — вырвалось у целительницы, но вопрос был риторическим.
Её руки уже начали двигаться быстрее, точнее. Ольга ощупала Мотю, провела пальцем возле раны, прислушалась к слабому писку.
— Воды! Чистой! И спирт, вот там, на полке! Быстро! — она бросила команду, не глядя на меня, всё внимание было поглощено зверьком.
Кинулся помогать, наливая воду в таз, отыскивая склянку с едким спиртом. Возвращаясь, видел, как её пальцы, тонкие и умелые, уже работали над раной, очищая от грязи с невероятной нежностью.
Она что-то бормотала, но теперь это были не ругательства, а поток успокаивающих слов, обращённых к Моте.
— Тихо, малыш, тихо… Глупышка, как же это? Держись, солнышко, сейчас я помогу.
И тут началось чудо.
Не так, как у боевых магов, ослепительно и разрушительно. Руки девушки окутало мягкое тёплое сияние. Не ярко-белое, как у светляков Белова, и не холодно-голубое как у лекарей для людей.
Оно было… живым. Золотисто-зелёным, как молодые листья под солнцем. Магия струилась из ладоней, обволакивая Мотю, проникая в рану. И под этим светом плоть буквально оживала. Мелкие сосуды смыкались, края раны подтягивались друг к другу, новая розовая ткань нарастала с невероятной, но спокойной скоростью.
Я, химик, видевший тысячи реакций, завороженно наблюдал за биологическим синтезом, ускоренным в сотни раз этой невероятной магией.
Ферменты? Клеточная регуляция? Или нечто принципиально иное, не укладывающееся в мои формулы?
— Он живой, — прошептала Ольга, и в голосе впервые прозвучала не профессиональная констатация, а облегчение, почти нежность. — Сильный, очень сильный зверёк. Это… твой фамильяр?
Вопрос застал врасплох. Фамильяр? Термин из старых фолиантов по магии, которые я пролистывал скорее из любопытства.
Магический компаньон, привязанный глубже, чем просто питомец.
Духовный посредник? Усилитель? Я никогда не думал о Моте в таких терминах. Он был… Мотей. Назойливый, прожорливый, невероятно умный, спасающий мне жизнь в критический момент зверёк. Друг.
— Не знаю, — честно ответил я, глядя, как под руками девушки рана окончательно закрывается, оставляя лишь розовый шрам. — Он… просто Мотя. И сегодня спас мне жизнь.
Ольга кивнула, не удивляясь. Пальцы теперь гладили отросшую на месте ожога новую серебристую шёрстку. Мотя слабо пискнул и уткнулся носом в её ладонь. Сердце сжалось от незнакомого чувства. Ревность? Благодарность?
— Готово, — выдохнула целительница, откидывая со лба выбившуюся прядь. Сияние вокруг
