Орден во всю спину 3 - Константин Владимирович Ежов

Но объяснять дальше он не успел.

– Ты ведь слышал про этих жуков? – Ярослав схватил Вана за плечо. – Их тысячи, целое море. И, поверь, это только малая часть того ужаса, что идёт сюда.

Старик побледнел. Морщинистое лицо задрожало, он замотал головой:

– Что ты там встретил в горах… Нет, Ярослав, отпусти меня. Я должен вернуться, забрать сына. Мы уйдём вместе с вами!

– Уйдёте с нами? – в голосе Ярослава прозвучало сомнение. – У тебя же здесь всё, твоя лавка, твой дом… Ты и правда готов бросить всё и пойти за мной?

Он никогда не представлял, что Ван решится на такое. Ещё вчера, если бы он попробовал его уговорить, тот бы лишь фыркнул в ответ, посчитал сумасшедшим. Но теперь… теперь реальность сама ломала привычное.

Ван выдохнул, опустил глаза и тихо сказал, будто приговаривая себя:

– Я думал… а зачем мне лавка, если там мой сын останется один? Деньги можно нажить заново. А жизнь… она одна. Мы идём с тобой, Ярослав. И точка."

– Я не знаю многого, – тихо сказал старик Ван, глядя на Ярослава, – но знаю одно: мы сможем выжить, если будем тебя!

Когда Любовь Синявина и Ярослава Журавлёва впервые выбрались из крепости, старик Ван тогда прямо сказал им: лучшего проводника, чем Ярослав Косой, для похода в Урал они не найдут.

Нет, это вовсе не значило, что он считал Ярослава умелым следопытом или искусным охотником. Просто Ван видел в нём другое – ту самую жестокую решимость, которая позволяла идти вперёд, даже когда всё вокруг рушилось.

Мальчишка, который однажды выжил после нападения целой волчьей стаи…. Более того – притащил с собой ещё одного ребёнка, чтобы вместе вырасти и пробиться сквозь голод и холод. Это было нечто, что ни один обычный человек не смог бы провернуть.

И вот сейчас, стоя в дрожащем от тревоги городе, старик Ван ясно понял: только Ярослав по-настоящему знал, что творится в Уральских горах. Только он видел то, что поднималось оттуда, своими глазами. Если не довериться ему – то, кому вообще можно верить?

Выйди сейчас Косой на площадь и крикни во всё горло:

– Волки идут! Подопытные прут! Жуки с лицами наступают! А может, и тот самый тварь из вулкана тоже ползёт сюда! – половина горожан лишь покрутила бы пальцем у виска, как на сумасшедшего, а другая половина скривилась бы скептически, мол, опять этот мальчишка бредит.

Но старик Ван был другим. Он знал цену словам, за которыми стоит пережитое. В его глазах читалось простое: "Если уж не верить тому, кто сам через это прошёл, то кому тогда вообще можно довериться?"

Ярослав всмотрелся в морщинистое лицо старика. Впервые он ясно понял, почему тот сумел так долго протянуть в этом жестоком мире. У Вана не было ни железных кулаков, ни хищной безжалостности, что заставляет других дрожать. Всё, что он умел, – это кланяться тем, кто выше по лестнице, улыбаться нужным людям и держать язык за зубами. Казалось бы, хватит ли этого, чтобы выжить?

Сколько раз он видел, как другие, тоже умевшие подстраиваться, дружившие с влиятельными из крепости, всё равно гибли – то от чьего-то приказа, то просто в мясорубке случайной заварушки. Но старик каким-то чудом всегда находил верную сторону, всегда вовремя уходил от удара. Наверное, это был особый звериный инстинкт – чутьё, когда вонь смерти уже стелется по земле, а когда можно ещё торговать и шутить.

Старик Ван повторил упрямо, даже с лёгкой дрожью в голосе, но в глазах у него горел тот самый инстинкт:

– Может, другие и не поверят тебе, но я верю. Я пойду с тобой.

Честно говоря, Ярослав и сам об этом думал. Большинство людей, попади они с ним в бегство, станут камнем на шее – будут ныть, тащить за собой баулы и ждать защиты. Но Ван был другим. В нём ещё теплился дух торговца – умение видеть выгоду в хаосе и разглядеть дорогу там, где другие видели тупик. Да и не забыть то, что он не раз протягивал руку помощи – и ему, и Лёшке.

Будучи хитрым торговцем до мозга костей, старик Ван, заметив колебания Ярослава Косого, поспешил заявить:

– Я не пойду с тобой налегке, будто дармоед. У меня есть деньги и лекарства. А ещё умею ладить с людьми куда лучше тебя. Так что бременем точно не стану.

Он сказал это твёрдо, даже чуть громче, чем следовало бы. В эти минуты в комнате пахло сыростью и железом – где-то скрипнула ржавая петля, вдалеке хлопнула дверь, от чего слова старика прозвучали особенно веско.

И это было мудро. Ван понимал: в мире, где всё рушится и ценой жизни может стать лишняя банка тушёнки, выживает только тот, кто приносит пользу. Дружба? Теплые воспоминания? Да кому они нужны, когда завтра ты можешь оказаться в канаве с перерезанным горлом. Надо на весах выставлять то, что реально стоит что-то.

Ярослав задумался. В пальцах он машинально крутил нож, а взгляд его был тяжёлым.

– Я не гонюсь за твоими деньгами, – сказал он хрипловато. – Но раз решил – иди. И побыстрее возвращайся".

Он не был ни святым, ни человеком доверчивым. Кого угодно другого он бы не выпустил сейчас за дверь – слишком велик риск, что тот сдаст его Консорциуму Потанина. Но Ван… Ван вёл себя иначе. Вспомнилась и та помощь, и то, как он, в отличие от других, не бросил их в беде. Да и сам Консорциум сейчас был слишком занят, чтобы гоняться за ним. Пара соглядатаев за городскими стенами – жалкая сила, чтобы поймать его.

Прныра и Лариска уже спешно собирали пожитки. Сухие мешки шуршали, посуда бренчала, пахло сушёной капустой и старым хлебом. Лёшка сунул Ярославу в ладонь тёплую от долгого ношения медную монету.

– Учитель говорил, – шёпотом сказал он, – что если нам совсем некуда будет деваться, мы должны отправиться на Северную границу и искать его там. Но он предупредил – жизнь там собачья, и, если есть хоть малейший шанс выжить в другом месте, лучше туда не соваться".

Ярослав повертел монету на свету. Металл потускнел, по краям были вмятины, и пальцы словно липли к этому холодному кругляшу.

– А что вообще случилось тогда? – тихо спросил он.

Лёшка рассказал всё, что помнил о той ночи: как Владимир Ланский повёл себя