Рождение звезды 2 - Асаэ

Александр прислонился спиной к прохладной поверхности двери, закрыл глаза и выдохнул. Выдохнул все напряжение последних часов — натянутые улыбки, официальные речи, бдительный взгляд незнакомого человека в машине. Воздух в прихожей пах старым деревом шкафа, воском для паркета и чем-то неуловимо родным — тем самым запахом Дома, который не спутать ни с каким другим.

Бабушка первая нарушила заговор молчания.

— Ну, — сказала она всего одно это слово, но в нем было все: и усталость, и облегчение, и «справились», и «слава богу, что всё».

Потом ее взгляд упал на чемоданы, скромно стоявшие у порога.

— Разувайся, Александр, и заноси вещи. Нечего тут в прихожей стоять, — в ее голосе вновь зазвучали привычные, хозяйственные нотки. Это был ее способ вернуть контроль над ситуацией, над пространством, над жизнью. Через простые, понятные ритуалы.

Она прошла вглубь квартиры, и Александр послушно последовал за ней, волоча чемоданы. Он огляделся. Все было на своих местах. Строгие ряды книг в стеллажах, знакомый портрет на стене, кружевные салфетки на спинках кресел. Солнечные зайчики играли на начищенном до блеска паркете. Идиллия. Уютная, почти музейная тишина.

Но что-то витало в воздухе. Невидимая пыль пережитого напряжения. Парижский триумф, нервное ожидание встречи, гнетущая поездка от аэропорта — все это было слишком громким, слишком ярким для этих тихих стен. И теперь эта тишина давила, была похожа на затишье после бури, когда уши еще заложены от грохота.

Бабушка, не сбавляя темпа, прошла на кухню. Александр слышал, как она наполняет чайник водой, звенит посудой. Эти простые, бытовые звуки были как бальзам на душу. Они означали, что жизнь возвращается в нормальное, привычное русло.

Он занес чемоданы в свою комнату и вернулся в гостиную, все еще ощущая себя немного чужим в собственном доме. Он подошел к окну. Внизу кипела своя, незначительная жизнь: гуляли мамы с колясками, возвращались с работы люди. Никто и не подозревал, что за этим окном только что разыгралась маленькая драма возвращения.

С кухни донесся аромат — не французского кофе, а знакомого, самого лучшего в мире бабушкиного чая, который она всегда заваривала в особом, большом фарфоровом чайнике с цветочной росписью. Пахло и малиновым вареньем, которое она сама варила прошлым летом.

Бабуля появилась в дверях, смахнув со лба прядь волос.

— Чай готов, Сашенька. Иди, попьем.

Александр повиновался. Он шел на кухню, навстречу простому чаю и сложному, но такому родному комфорту, чувствуя, как стены этого «домашнего ареста» понемногу перестают давить, а начинают обнимать и защищать. Здесь, за этим столом, под аккомпанемент тикающих часов, они были в безопасности. По крайней мере, пока.

Не прошло и пары часов, как они разобрали чемоданы и успели выпить по первой чашке того самого «правильного» чая, как в квартире повисла звенящая, неестественная тишина. Казалось, сама атмосфера насторожилась, прислушиваясь. И тогда раздался стук.

Не резкий, не настойчивый, а именно что вежливый, но в то же время не допускающий возражений. Три четких, отмеренных удара в дверь. Не звонок. Стук.

Бабушка и Александр переглянулись через стол. В ее глазах мелькнуло не удивление, а мгновенное, холодное понимание. Она медленно отпила из своей чашки, поставила ее на блюдце без единого звона и поднялась.

— Сиди, Сашенька, — тихо сказала она, поправляя передник. — Видимо, гости.

Она подошла к двери, двинула щеколду. На пороге стояли те же двое, что и в аэропорту. Виктор Сергеевич и его безмолвный спутник. Только теперь их официальные улыбки казались еще более натянутыми.

— Анна Николаевна, Александр, вновь прошу прощения за беспокойство, — начал Виктор Сергеевич, не переступая порога. — Возникли некоторые формальности. Отчетные документы по командировке. Не могли бы вы уделить нам несколько минут? Для протокола.

Это был не вопрос. Это была вежливо сформулированная директива.

— Конечно, проходите, — голос бабушки звучал ровно и гостеприимно, будто она приглашала старых друзей. — Как раз чай заварили. Сашенька, поставь-ка еще два блюдца.

Александр, чувствуя себя актером в плохой пьесе, послушно пошел на кухню. Через минуту все четверо сидели за столом, на котором скромное малиновое варенье в стеклянной розетке соседствовало с официальными блокнотами, которые гости аккуратно положили перед собой.