Как приручить дракона 2 - Евгений Адгурович Капба
Я достал телефон и сфоткал себя на фронталку. Вот же черт! На портрете глазки мои горели адским пеклом, точно, как описывалось в книжке Генриха Инститора! Я огляделся: лес вокруг кишел разными существами, гадами малыми и великими. Они носились туда-сюда, жрали друг друга, решали какие-то свои вопросы и не обращали на меня никакого внимания. Так что я вполне бодро перепрыгнул обещанный шлагбаум, который тоже почему-то в открывшемся мне диапазоне выглядел так, будто вместо трубы проход перегораживал нагретый кипятильник, и зашагал вверх по холму, откуда доносилось довольно мелодичное пение:
— Я построю гарем на четыреста мест
Будут пальмы, фонтаны, павлины…
Кандидатов в мужья посажу под арест
И ревнивых, и лысых, и длинных!
Такой джазовый голос, как у толстой негритянки. Я даже заслушался. А потом как-то пришел в себя, осознал контекст и, вообще, тот факт, что это мне Хтонь тоньше лезвия, а обычному человеку — если военных можно назвать обычными людьми — длительное в ней пребывание может здорово ударить по здоровью и без всяких хищнических поползновений со стороны местной флоры и фауны.
Называя вещи своими именами, я боялся, что Мартышка там с ними совокупляться пытается. Вот это было бы прям страшненько. Вот этого бы я служивым не пожелал… Это в сервитуте плакаты с кошкодевочками и лисодевочками — штука довольно популярная, вон даже у Барбакана в «Орде» за прилавком я такой видал, а у нас, в земщине, народ более консервативный. Одно дело — белокурая эльфийка, другое — дикая шерстяная баба. Пусть и не лишённая некоторого шарма.
Остановившись, чтобы пропустить какие-то отрастившие ложноножки болотные кочки, я призадумался — как себя вести с сударыней Крышкиной? С одной стороны — хтоническая сущность. С другой стороны, как минимум дней пять в месяц каждая женщина в некоторой степени — хтоническая сущность. И что теперь, тростью в нее тыкать? В женщин в такие периоды вообще тыкать ничем не рекомендуется, опасно для жизни… Как говорил некто Геральт из Ривии — «Вежливость никогда не помешает, тем более, что она ничего не стоит».
Но вежливость мне не понадобилась.
* * *
Только я вышел на пригорок, только успел разглядеть дебелую фигуру Мартышки, которая сидела на оструганных бревнах крыльца кудесничьего домика и штопала камуфляжный китель, только убедился, что с четырьмя служивыми все в порядке — они дрова колют у поленницы и складывают их — как Марта Крышкина совсем по-бабьи взвизгнула, увидев меня и подпрыгнула выше собственного роста:
— Все, — сказала она, приземлившись, и приложила огромные, как лопаты, ладони к щекам. — Звиздец мне пришел!
— Это не звиздец, — удивился я. — Это я пришел.
— А я о чем говорю! Звиздец и есть. Малюта, ну почему так всегда? Почему тебе мужиков на кол сажать можно и целыми полками испепелять, а мне себе парочку взять — нельзя? Ну, что за несправедливость⁈ Это что — так без мужика и жить теперь?
— Я не Малюта, — сказал я. — Я Пепеляев.
— Гля! — мартышка даже ладони от лица убрала. — Шо, правда? Не Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский?
— Нет, — твердо заявил я, несмотря на шевеления дракона, который явно что-то хотел сказать, но сдерживался. — Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, если хотите.
— Горыныч? Горыныч, да еще и Пепеляев — это тоже звиздец, — она аккуратно сложила подшитый китель и повесила его на перила крыльца, эта здоровенная трехметровая баба. — К тому же — Серафимыч. Но есть варианты, раз не Малюта. Скажи толком: ты меня убивать пришел, или чего?
— Я как-то с дамами до смертоубийства дело не привык доводить… Я вообще-то пришел в качестве посредника. Парламентера, если хотите.
— Что, мужчин моих забрать? — вздохнула грустно Мартышка. — А я вот не хочу отдавать! Мне они самой нужны! Видишь, какие по хозяйству полезные! И вообще, ну… Ну, мне смотреть на них приятно! А я люблю военных, красивых, здоровенных, понимаешь? Я вот смотрю, как они красиво работают, как мне все делают — и мне так на душе хорошо! Ну, нравятся мне мужики, что поделать?
— Э-э-э-э… — я покосился на мужиков.
Они смотрели на меня с явной надеждой, но работать не переставали. Вообще-то она была права: рукастые оказались ребята, крепкие. Двое орудовали колунами, которые с хрупаньем врезались в березовые полешки, еще двое — выкладывали поленницу. Аккуратно, четко, по-военному.
— Давай, Горыныч, садись сюда, — она села обратно на крыльцо и похлопала по ступеньке рядом. — Хочешь чаю? Чего ты так смотришь? Я сама сделаю, это — бабское дело!
Мне подумалось, что, может, она не такая и стремная, как про нее Рикович говорил. Нормальная баба.
— Слушай, — сказал я. — Ты ведь их угробишь. Они же обычные люди. Их от Хтони скоро выворачивать наизнанку начнет.
— Блин! — сказала Мартышка и снова подпрыгнула выше собственного роста. — Но… Оазис тут, и я думала… Вот блин! Они ж помрут! Но… Не-е-ет! Эти мужчинки слишком красивые и приятные, им нельзя помирать! Смотри, какой настоящий полковник, какие у него предплечья мощные, как он дрова рубит! Я аж смотрю-смотрю и ва-а-аще… У-у-у! А этот, младший лейтенант, мальчик молодой? Ресницы видишь его? Он так делает — морг, морг! И капитан, мой капитан, видно — приличный, образованный, у него есть вкус, он же полешки один к одному кладет, любо-дорого смотреть. Знаешь, как мне нравится на них любоваться? Так бы и заобнимала до смерти… Такие масики!
— Марта! — сказал я. — Они ведь помрут. Давай я их выведу? А потом мы с тобой пообщаемся, что у тебя да как… Я же вижу — дело не в этих ребятах. Я думаю, есть какие-то тут глубинные проблемы, застарелые, да? Слушай, у Риковича в машине есть еще одна коробка конфет с ликером… Пацанов отведу — и к тебе вернусь. Чай пить. Ты как раз на стол накроешь, сядем рядком да поговорим ладком. Мне-то Хтонь тоньше лезвия, а? Хоть до полуночи можем тут торчать.
— Что, и мужика мне поможешь найти? — вдруг жалобно посмотрела на меня хтоническая женщина.
— Ну… Мы обсудим варианты, да? — растерялся я. — Война-то кончается, с мужиками попроще теперь будет!
Это что за мужик должен быть, чтоб ему зверобабы нравились и чтоб как-то по размерам он с ней соотносился? Нет, мне казалось, что
