Проклятый Лекарь. Том 2 - Виктор Молотов
Граф сидел в кресле, и страх в его глазах сменился почти детским, доверчивым ожиданием.
— Доктор, я… я вам так благодарен… — начал он. — Всё, что вы скажете… я готов.
— Я знаю, ваше сиятельство, — прервал я его. — Сейчас главное — спокойствие. Мы найдём лучшего нейрохирурга в Империи. Я лично прослежу за этим. А теперь отдыхайте.
Я говорил с ним с той абсолютной уверенностью, с которой полководец обещает победу своим солдатам перед решающей битвой. Для него это было утешение. Для меня — постановка новой боевой задачи.
Доставив графа, я пошёл в кабинет Сомова.
Атмосфера там резко изменилась.
Я ожидал увидеть облегчение, может быть, даже тихое восхищение после подтверждения диагноза. Но вместо этого меня встретила тишина, густая и тяжёлая, как могильная плита.
Заведующий сидел за столом, обхватив голову руками, и смотрел на светящиеся на негатоскопе снимки МРТ. Они висели, как рентген призрака, как неопровержимая улика в деле, у которого не могло быть счастливого конца.
— Что ж, Пирогов, — начал он, не поднимая головы. Его голос был глухим и усталым. — Ваш диагноз подтвердился с пугающей точностью. Я снимаю перед вами шляпу. Но боюсь, наша радость была преждевременна.
— В чём дело? — я сел на стул напротив, чувствуя, как холодный огонь азарта в моей груди сменяется ледяным предчувствием. — Опухоль доброкачественная. Локализована. Операбельная. В чём проблема?
Сомов тяжело вздохнул и ткнул пальцем в один из снимков.
— Проблема в деталях, Пирогов. Всегда в деталях. Посмотрите внимательнее.
Я подошёл ближе.
И тут я увидел. Увидел то, на что не обратил внимания в кабинете МРТ. Уродливые, похожие на щупальца отростки, которые уходили от основного, чётко очерченного тела опухоли в сторону… в кавернозный синус.
Дьявольское сплетение артерий и нервов.
Внутренняя сонная артерия, несущая кровь к мозгу.
Глазодвигательный, отводящий, блоковый нервы — всё то, что управляло движением глаз. Одно неверное движение скальпеля в этой зоне, один задетый сосуд — и мозг графа превратится в кровавую кашу.
Сомов был прав. Это была не просто операция. Это была попытка разминировать бомбу с часовым механизмом, которая уже вросла в стенки порохового склада.
— Но в «Белом Покрове» есть нейрохирурги, — возразил я.
— Есть, — кивнул Сомов. — Хорошие хирурги. Для стандартных операций. Они могут удалить грыжу или клипировать аневризму. Но это? — он покачал головой. — Одно неверное движение — и граф либо умрёт от кровотечения прямо на столе, либо навсегда останется «овощем» с парализованными глазами. Наши на такое не возьмутся. Никто не поставит на кон свою лицензию и свободу.
— Тогда нужно искать того, кто возьмётся. В Империи должны быть такие специалисты.
— Такой человек есть, — Сомов откинулся в кресле, его взгляд был устремлён в потолок. — Один. Профессор Абросимов. Лучший нейрохирург страны, возможно, и всей Европы. Он оперирует то, за что другие не берутся в принципе. Его называют «золотыми руками Империи». Только он сможет провести такую операцию.
Надежда, яркая и острая, на мгновение пронзила пелену безнадёжности.
— Так в чём проблема? — развел руками я. — Деньги? Связи? Граф Ливенталь оплатит любой счёт, он подключит все свои ресурсы, чтобы попасть к нему!
Сомов поджал губы.
— Я уже связался с ним, Пирогов. Пока вы отвозили графа, я позвонил его личному ассистенту. Знаете, что мне ответили? Запись на плановые операции к Абросимову — на полгода вперёд. На экстренные — живая очередь из пациентов.
— Но это же граф Ливенталь, — нахмурился я. — Нужно найти «окно»!
— Нужно, — кивнул Сомов. — Его ассистент, сжалившись, сказал, что самое раннее «окно», если кто-то умрёт или откажется от операции в последний момент, может появиться через три недели. Но скорее всего — через месяц.
— Не подходит, — мотнул головой я. — К тому времени Ливенталь умрет.
Глава 7
— Вы правы, — кивнул мне Сомов. — Через две недели нам уже некого будет оперировать. Судя по скорости компрессии зрительных нервов и той нестабильности сердечного ритма, которую даёт тиреотоксикоз, граф просто не доживёт до этого «окна».
Слова повисли в воздухе.
Я нашёл его болезнь, дал ей имя, увидел её насквозь. Держал в руках карту спасения графа, но все дороги на ней вели в пропасть.
Проклятье, которое заставляло меня спасать жизни, издевательски смеялось мне в лицо. Оно дало мне знание, но отняло возможность. Изощрённая в своей жестокости ирония. Впрочем, как и всегда.
Нет.
Я смотрел на поникшего Сомова, на светящийся снимок, на свой собственный поставленный диагноз.
НЕТ.
Обречён — это слово для смертных. А я не из их числа. Должен быть выход. Всегда есть выход.
Нужно просто перестать играть по их правилам.
Идея пришла не как результат логических построений. Она вспыхнула в сознании, как молния в грозу — ослепительная, дерзкая и абсолютно безумная. План, который нарушал все мыслимые правила, этические нормы и, возможно, законы. План, который мог сработать.
Если очередь к хирургу нельзя обойти, значит, нужно сделать так, чтобы хирург сам пришёл к нам. Но как заставить легенду медицины обратить внимание на рядового, пусть и очень богатого пациента?
Есть несколько способов.
— Я что-нибудь придумаю, — сказал я, поднимаясь со стула. Мой голос прозвучал ровно и спокойно, контрастируя с тяжёлой атмосферой безнадёжности, царившей в кабинете.
Сомов удивлённо приподнял бровь, отрывая взгляд от снимков.
— Придумаете? Пирогов, это не та ситуация, где можно что-то «придумать». Это не очередь в булочную, которую можно обойти с чёрного хода! Это стена! Вы не можете «придумать», как её обойти! Абросимов — единственный шанс графа.
— Именно поэтому я и собираюсь действовать, — ответил я, направляясь к двери. — Дайте мне время.
Я вышел из кабинета, оставляя Сомова наедине с его безнадёжностью. Он будет пытаться действовать по правилам, звонить, просить, умолять. Пустая трата времени. Я же пойду другим путём.
У каждого человека, даже у легенды, есть слабое место. Ахиллесова пята. И ключ к сердцу великого хирурга — это не деньги и не мольбы. Ключ к его сердцу — это его призраки.
Я развернулся и, не теряя ни минуты, направился обратно в палату к Ливенталю. Разговор с Сомовым закончился. Теперь начиналась моя игра, и первый ход в ней был за графом.
Граф Ливенталь встретил меня мрачным, тяжёлым взглядом человека, который