Архитектор душ - Александр Вольт
На ней было простое, но явно дорогое платье-футляр темно-синего цвета, которое сейчас было измято и испачкано меловой пылью. Элегантность и качество ткани резко контрастировали с общей обстановкой.
Затем ее взгляд сфокусировался сначала на рыжей девушке с револьвером, потом на мне, сидящем в центре ритуального круга.
И я увидел, как ее лицо меняется. Недоумение сменилось узнаванием, а затем… затем было ледяное пронзающее презрение.
Она медленно, с видимым усилием села, поправляя растрепавшиеся волосы и с инстинктивной аккуратностью одергивая подол платья — жест, который в этой ситуации выглядел чудовищно неуместно.
Две женщины смотрели друг на друга с немым вопросом, а потом их взгляды снова сошлись на мне.
— Если ты собираешься его убить, то сначала встань в очередь. Я первая сюда пришла, — процедила она сквозь зубы.
Честно говоря, все это казалось каким-то дурным сном. Единственное, абсолютно абсурдное, но подходящее объяснение было таковым: сейчас я — Виктор Громов. Не Алексей Воробьев, судмедэксперт, которого в прошлой жизни, судя по всему, все же убили. А Виктор Громов. Опальный сын, изгнанный из родных стен к черту на кулички, из столицы далеко на юг.
Я посмотрел на вторую девушку. И снова головная боль.
Мозг, не спрашивая разрешения, снова взорвался чужим воспоминанием.
Все тот же кабинет с дубовыми панелями. Напротив меня, ну или Громова, стоял молодой человек. Красивый, с честным, открытым лицом и горящими от праведного гнева глазами. Это был мой/Громова ассистент. Он обвинял меня. Говорил о подложных отчетах и о врачебном долге. А я/Громов смеялся ему в лицо. Жестоко, открыто. Говорил, что он наивный дурак, который ничего не докажет. Что я его сотру в порошок.
Картинка сменилась. Прозекторская. Мой личный стол для вскрытий. На нем тело того самого парня. Я/Громов стою над ним с инструментами, диктуя протокол… и выношу вердикт. Самоубийство на почве нервного срыва. Заключение, подписанное моей же рукой. И следом последняя короткая картинка: она, Лидия. Так ее зовут. В черном траурном платье на похоронах смотрит на меня таким же взглядом.
Видение оборвалось, оставив после себя лишь чувство внутреннего напряжения и новый приступ тошноты.
Безумие, в котором я оказался, все еще походило на очень дурной сон при температуре сорок. Но даже при этом я аккуратно предположил, что человек, в чьем теле я, возможно, находился, наделал немало бед и мне, оказавшемуся каким-то неведомым образом в его шкуре, приходиться теперь пожинать плоды.
Эти две женщины, как я смел предположить, пришли мстить мне/Гормову и, по иронии судьбы, выбрали один и тот же день.
Перепалка между ними не заставила себя ждать.
— Какая еще очередь⁈ — закричала Алиса, ее лицо вспыхнуло еще ярче. Револьвер в руке теперь метался между мной и темноволосой женщиной, словно сбившийся с курса компас. — Меня не волнуют твои игры, кукла напудренная! Я прикончу его! А если ты, аристократическая тварь, встанешь у меня на пути, то пристрелю вас обоих! Мне больше нечего терять!
И я в это верил. Если ее слова правда, а как подсказывала мне память так оно и было, эта девушка и вправду находится на грани.
— Тебе стоит заткнуться, малолетка, — произнесла Лидия все тем же беспристрастным голосом, в котором презрения было больше, чем в самом грязном ругательстве. — Твои вопли утомляют. Я долго ждала этого дня и не позволю какой-то рыжей истеричке с игрушечным револьвером все испортить.
— Плевать я на тебя хотела! — выкрикнула Алиса и ее спор с Лидией закончился так же внезапно, как и начался. Вся ее ярость снова сфокусировалась на мне. Она вскинула руку и темное дуло револьвера уставилось мне прямо в переносицу.
Я видел, как ее палец на спусковом крючке дрогнул, побелел от напряжения. Вот оно. Конец моей второй, только что начавшейся жизни.
Но вместо грохота и боли, комнату огласил короткий вскрик. Алиса дернулась, словно ее ударило током, и выронила револьвер. Он со стуком упал на грязные доски пола. Она смотрела на свою руку с ужасом и недоумением и трясла, будто пытаясь стряхнуть невидимый огонь.
Лидия посмотрела на нее с таким пренебрежением, словно наблюдала за неуклюжей официанткой, уронившей ее заказ.
— Неумеха, — скривилась она и, не теряя ни секунды, плавно, как кошка, наклонилась, ее рука в черной перчатке потянулась к валявшемуся на полу оружию.
Ее пальцы уже почти коснулись металла. Мое тело сработало на чистых инстинктах самосохранения. Я рефлекторно дернулся вперед, но девица в дорогом платье оказалась на удивление проворной. Тогда, не имея другого выбора, я резко пнул револьвер ногой. Он отлетел на несколько метров в сторону и со стуком ударился о какой-то ящик в углу.
Я попытался воспользоваться моментом, чтобы наконец встать на ноги, но не успел даже оторвать зад от пола, как перед моими глазами сверкнула сталь. Длинное тонкое лезвие стилета, мелькнув в тусклом свете, устремилась к моему правому глазу. Я инстинктивно зажмурился, ожидая пронзающей боли и рефлекторно выставил руки.
Но ее не последовало.
Я с опаской открыл глаза. Стилет застыл буквально в миллиметре от глазницы. Я чувствовал веющую от него прохладу. Лидия стояла надо мной, склонившись, ее рука с зажатым в ней оружием мелко дрожала от чудовищного напряжения. Ее лицо, доселе непроницаемое и холодное, исказилось гримасой боли и недоумения. Она пыталась преодолеть сопротивление невидимой стены.
— Что происходит? — прошипела она сквозь стиснутые зубы.
Она попыталась надавить второй рукой, но как только ее левая ладонь коснулась правой, ее тоже словно ударило разрядом. Она вскрикнула коротко и зло, а стилет со звоном упал на пол рядом со мной.
Пользуясь замешательством, Алиса снова подскочила к револьверу и потянулась к нему. Но едва ее пальцы коснулись рукояти, как она снова громко вскрикнула, будто прикоснулась к раскаленному металлу.
Обе женщины теперь смотрели то на свои руки, то на меня. В их глазах больше не было чистой ненависти. К ней добавилось нечто новое — страх. Иррациональный страх перед необъяснимым.
А мой мозг, мозг судмедэксперта, заработал, отбрасывая панику. Хотя не могу сказать, что мне не было страшно. Было. Страшно, непонятно и еще многие уместные синонимы. Но также я был вынужден анализировать.
Случайность. Совпадение. Закономерность. Три этапа. Сейчас было два случая. Две попытки причинить мне прямой физический вред — и обе провалились, причинив боль им самим.
Мне нужна от них третья попытка, чтобы убедиться в своей догадке.
Ситуация продолжала накаляться, потому что-то, что случилось, выходило за все рамки
