Архитектор душ - Александр Вольт

— Как это — «видел ее смерть»? — недоверчиво спросила Алиса.

— Самым прямым образом. Последние мгновения.Я просто сам был в ней.

— Но…

— Я не знаю, как это работает, — перебил, не желая вдаваться в бессмысленные сейчас споры.

— Потому что ты грязный колдун, по которому плачет петля или святое пламя, — как-то невозмутимо заметила Лидия, словно констатировала факт.

— Как и по тебе, — я пожал плечами. — И по ней тоже. Мы все трое теперь видим души. Или, как вы назвали «психею». Лидия, не в твоих интересах сейчас изображать из себя кобру и плеваться ядом.

— Да что ты? — подняла она брови. — Из-за тебя мой жених… — она задохнулась, не в силах закончить.

— Хватит, — сказал я спокойно, но твердо. — От того, что ты повторишь это еще сотню раз, ничего не изменится. А у нас на руках новая проблема, с которой теперь нужно разбираться. Или ты предпочтешь и дальше терзать себя мыслями о прошлом, Лидия Морозова? Возьми пример со своей подруги по несчастью, она как-то охотнее втягивается в процесс.

— Если ты думаешь, что я простила тебе то, что ты сделал с моей семьей… — тут же начала Алиса, но я ее перебил.

— Мне не нужно твое прощение, — я не дал ей договорить. Хотя если бы эти барышни успокоились и стали сотрудничать со мной, процесс пошел бы значительно проще. — Но на данном этапе было бы неплохо, если бы вы обе попробовали хоть немного включить головы и остудить эмоции. Не надо! — я резко ткнул пальцем в их сторону, увидев, как они одновременно раскрыли рты, чтобы зайтись в возмущенной тираде. — Я не закончил. — Я сделал паузу, подбирая слова. — Это гормоны. Эстроген, прогестерон. Ваша женская природа запрограммирована на более острую эмоциональную реакцию, чем мужская. Ваша лимбическая система, центр эмоций в мозге, более активна. Это не хорошо и не плохо, это просто факт. Но сейчас эти всплески ярости и горя мешают нам трезво оценивать ситуацию. А ситуация, позвольте заметить, катастрофическая для всех троих.

Я говорил как человек, который хоть немного разбирался в медицине, используя термины, которые они вряд ли поймут, но которые звучали весомо и научно, подавляя их эмоциональный порыв.

— Поэтому, я прошу вас, мои не самые дорогие, но теперь уже коллеги, — я сделал на последнем слове особое ударение, — давайте закроем это дело, — я кивнул в сторону накрытого тела Улины, — после чего мы все вместе разберемся, как выйти из нашей общей ситуации.

Я помолчал, давая им обдумать все сказанное мной.

— Это не предложение, девушки, — добавил я спустя мгновение, глядя им в глаза. — Это то, чем вам теперь предстоит заниматься. Помогать мне.

Лидия тяжело вздохнула, ее плечи поникли.

— Можно я просто выпью цианида?

Я вскинул брови.

— А это интересный вопрос. Вы не можете навредить мне. Но можете ли навредить себе или друг другу? — я окинул их задумчивым взглядом.

Девушки переглянулись, и мне не понравилось то, что я увидел в их глазах.

— Не сейчас, — остановил я их возможные эксперименты. — Если хотите устроить кулачные бои или отравиться, то сделайте это позже. А теперь, раз вскрытие подтвердило мои предположения, и мы все зафиксировали, я однозначно могу вынести вердикт «намеренное убийство» и передать его полиции.

Я встал и, не оборачиваясь, направился к выходу из подвала. Терпеть не могу грязные инструменты и антисанитарию. Меня в целом воротило от того, как Громов работал раньше. Грязь, застарелая кровь на инструментах, отсутствие стерилизационных аппаратов. Я осмотрелся и не приметил ни одной толковой вентиляционной вытяжки или конвектора.

Это не просто мрак, это был целый, мать его, эпидемический рассадник. Как он только дожил до своих лет, если всегда так работал?

А потом я осекся на полпути к лестнице.

Собственно, он никак и не дожил. Теперь его нет.

Стоило мне взяться за ручку двери, ведущей в коридор, как мое внимание привлек шум, и я едва успел отскочить в сторону. Дверь с грохотом распахнулась, и из-за нее вывалилось тело, мешком распластавшись на полу.

Я озадаченно посмотрел на него. От тела несло таким густым перегаром и застарелым потом, что воздух в подвале стал еще более невыносимым.

Это был пожилой мужчина в белом халате, надетом задом наперед, и с медицинской шапочкой, съехавшей набекрень и едва державшейся на седой голове. Он несколько раз попытался встать, опираясь на руки, но каждый раз его тело, не слушаясь, оседало обратно. Третьей попытки я ему давать не стал, а взялся за шиворот и рывком поднял на ноги.

Он мутным взглядом посмотрел на меня, хмуря брови, потом перевел взгляд на девушек. И снова на меня. Громко икнул. В глазах, кажется, появилось узнавание.

— О… сударь Гр…ик!..омов. А мне ск-зали, что над вскрытие оф…ик!.. формить.

В голове что-то щелкнуло. Урядник Ковалев в порту говорил, что патологоанатом Евдокимович был в запое. Я опустил глаза на именной бейджик, который из-за неправильно одетой формы болтался у него на спине. Кажется, это был он. Старший патологоанатом Ефим Евдокимович собственной персоной.

— Оформить? — спросил я, отпустив его, когда убедился, что мужчина может самостоятельно стоять на ногах. — Так оно уже проведено, Ефим Евдокимович. Вы слегка припозднились.

— Провед… ик!.. дено? — он озадаченно почесал щетинистый подбородок. — А кто ж…

— Я, — коротко ответил я.

— А-а-а-а… — протянул он, явно теряя нить разговора. — Ну… раз так… Я тогда это… на стульчик присяду. Немножко в себя приду.

Он, пошатываясь, прошел мимо нас, плюхнулся на единственный стул, на котором я сидел до этого, и, не прошло и секунды, как его голова упала на грудь, а подвал наполнился оглушительным храпом.

Я, Лидия и Алиса молча смотрели на это тело. Удивление на их лицах было неописуемым.

— Надо сказать, чтоб оттащили его домой, — подумал я вслух, уже зная, чем займутся парни, что были у меня на подхвате. Кажется, их звали Андрей и Игорь. Ничего другого память не подсказывала.

Тяжелая дверь захлопнулась за спиной, оставив формалиновые ароматы позади. Воздух на улице показался почти сладким после подвального помещения.

В паре метров у урны маячили три фигуры. Две лениво тлеющие сигареты