Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

Правда, и действия самих «людей в штатском» не вызывали симпатий определенной части, так сказать, «научной и творческой» интеллигенции. Вербовка «сексотов», стремление «первых отделов» секретить всё и вся, а особенно — оголтелая компания против так называемых «диссидентов» заставляли не просто сторониться, а демонстративно дистанцироваться от «конторы». Тем более, что у многих и многих были личные, мягко говоря, претензии к тому прошлому, когда Комитет Госбезопасности именовался ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ... Вывески меняли, вроде как лиса или шакал путали свои следы, но суть-то оставалась прежней. Да и сами себя они с гордостью продолжали именовать чекистами, явно подразумевая преемственность не только духа и сути, но и методов, традиций, морали, наконец...

— Хорошо, я ознакомлюсь, — кивнул Баринов. И, помедлив, не выдержал: — Ну, а пока так, вчерне... Ты говорил, что видишь сны... Они появились до сотрясения или после?

— До. Но вот этого в истории болезни не найдешь. Это и кое-что другое знаем только мы с тобой. Так и должно остаться в будущем. Понимаешь, Павел Филиппович?

Да-а, воистину — Париж стоит мессы...

Такого Банника едва ли кто-либо когда-либо мог себе представить, тем более увидеть. Баринов в том числе... Банник не изрекал, не инструктировал, не приказывал, он — просил.

И Баринов невольно отвел взгляд, начал бесцельно передвигать на столике тарелки с закуской, потянулся было к коньяку, но передумал, налил в обе рюмки водку. Слегка прикоснулся своей к рюмке собеседника, кивнул коротко и махнул залпом.

Бумаги в сейфе оказались куда как любопытными.

Во-первых, история болезни Банника. Причем, адаптированная именно для такого случая. Вся написана одним почерком — от начала до конца, а главное, даже начинающий врач сразу бы обнаружил в ней определенные лакуны. Получалось, например, что по своей инициативе пациент к врачам никогда не обращался. Результаты регулярных и довольно широких медосмотров сводились в единую подробную справку, показатели традиционных анализов — в сводную таблицу. Присутствовали описания рентгеновских снимков, ЭКГ, УЗИ и так далее, но ни одного оригинала, скажем, электрокардиограммы, не вклеено... Наблюдались и другие несуразности. При самой поверхностной проверке в любой районной поликлинике за такое ведение истории болезни участковый терапевт точно схлопотал бы выговор, а то и что-нибудь похуже... Вывод: на полном серьезе и с безусловным доверием к содержащейся в ней информации относиться не стоит, но отработать ее надо тщательно.

Следующим интересным документом (и тоже адаптированным) оказался «Журнал лабораторных исследований ЭЭГ пациента Б., 1940 года рождения, пол мужской». Охватывал он период весьма продолжительный — с января 1961-го по декабрь прошлого, 1984-го, но отражал исследования, опять же, исключительно описательно. Правда, перед каждым фрагментом вклеивались образцы электроэнцефалограмм, указывался перечень аппаратуры, ее технические характеристики. Бросалось в глаза, что аппаратура совершенствовалась, но вид ЭЭГ практически не менялся: шестая фаза наблюдалась, вычленялась и описывалась на всем протяжении исследований... Но, естественно, никак не объяснялась.

«Это что же получается, — озадаченно подумал Баринов. — Об этом эффекте Банник знает уже четверть века и нигде, никогда, ни словом, ни полусловом никому не обмолвился? А как же приоритет?.. При его-то бешеном стремлении утвердиться вдруг взял да зажилил открытие?.. Не-ет, тут что-то не так...»

Он пригляделся повнимательнее.

А вот это совсем занятно! И история болезни, и лабораторный журнал исполнены одной рукой. Что характерно, почерк совсем не «медицинский» — ровный, разборчивый, почти каллиграфический, по-женски округлый и аккуратный... Что, Николай Осипович специально готовился к этому моменту?

Вот и подтверждение тому.

В голубеньком скоросшивателе находились несколько машинописных листков, озаглавленных «Примерный план исследования «Эффекта постороннего сна».

Особо не вчитываясь, Баринов стал его просматривать.

Ну что ж, все это мы уже проходили, и примерно в том же объеме и в той же последовательности. Включая ретроспективный гипноз... А вот это что-то новенькое и пока непонятное: «растормаживание отдельных участков коры головного мозга воздействием излучения «ZQ» различной мощности». И еще вот это: «влияние излучения «S» на частоту появления посторонних снов».

Баринов перечитал еще раз последние два пункта.

Ну ладно, про эти излучения мы еще поговорим. Ничего похожего ни в научных публикациях, ни в официальных отчетах профильных НИИ и лабораторий встречать не приходилось. И в приватных беседах подобное не упоминалось... Видимо, что-то из засекреченных разработок самого Банника.

А вот почему в план исследований не включены индивидуальные особенности Николая Осиповича? Такие как воздействие на материальные предметы на расстоянии, способность без специальных приспособлений повышать в отдельных точках пространства температуру до 200—250 градусов по Цельсию, ментально воздействовать на ЦНС внешнего объекта по крайней мере в двух режимах... Ведь по его словам данные способности как раз и обусловлены «эффектом Афанасьевой» или, как он здесь его называет «Эффект постороннего сна».

Глава 2

1

В тридцать две минуты девятого раздался телефонный звонок.

Аппарат стоял тут же, на прикроватной тумбочке, и Баринов, чертыхнувшись про себя, снял трубку.

— Доброе утро, Павел Филиппович, это Долгополов.

— Доброе утро. Слушаю вас, Валерий Иванович.

— Извините, что побеспокоил, Павел Филиппович. В моем «поминальнике» первым пунктом стоит звонок вам, поэтому рабочий день с него и начинаю. Докладываю, что сегодня я весь день планирую быть на месте, так что, если я вам понадоблюсь... Далее, когда удобнее подослать к вам человека?

— На предмет?

— Он принесет некоторые бумаги на ознакомление. Ну и вообще, для поручений...

Баринов некоторое время помолчал, усваивая смысл сказанного.

— Поручений пока никаких, а бумаги... Скажем, через час.

— Будет сделано, Павел Филиппович. Если что потребуется — я у себя. До свидания!

— Всего доброго.

Голова побаливала, и во всем теле ощущалась определенная вялость и скованность. Дело понятное, во-первых, не выспался, во-вторых, слишком много размышлял, и все больше на темы неприятные. В-третьих, возможно, сказывалось действие всей той химии, которой его трое суток накачивали. Хоть и спецсредства, а побочные эффекты должны присутствовать.

На местной кухне Баринов освоился еще вчера вечером, и ему здесь понравилось. Все функционально, все под рукой, все блестит никелировкой и белой эмалью. А набор продуктов — голубая мечта привередливого холостяка с гурманскими наклонностями: колбаса вареная, колбаса копченая, три сорта сыра, масло сливочное и шоколадное, ветчина, вареный окорок... В морозильнике — сосиски, сардельки, пельмени; в левом шкафу-колонке — штабели консервных банок, в правом — батареи бутылок... Жить и не тужить!

Особо напрягаться не стал. Сварил кофе покрепче, соорудил сразу четыре разных бутерброда, открыл баночку сардин — вчера аппетита не было совершенно, а