Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Капитан Асланбек слушал, надувая ноздри от кипящей злости. Мои слова его ранили. Похоже, он был не последней шишкой среди контрабандистов и пиратов, похоже, у него за плечами осталось много побед. Мечтая завладеть батипланом он и подумать не мог, что всю его команду разоружит один пилот, парень и девушка с глубинным кинжалом в качестве оружия. До сегодняшнего дня он в это бы никогда не поверил. Зато теперь он знает, кто такие охотники, и другим расскажет. Через некоторое время это сделает нашу работу на этих берегах несоизмеримо более легкой.
В который раз я удивился прозорливости Вершинского. Как он спланировал операцию и как он ее нашими руками провернул, не имея с нами даже прямой радиосвязи! Интересно, он вообще нервничает сейчас на берегу, не зная, что происходит? Или чаек попивает на камбузе?
– Ладно, капитан, – добавил я. – Урок хороших манер закончен. Что делать с кораблем и командой, я решу, когда мы с тобой придем к какому-нибудь соглашению. Мне нужен мой подводный корабль. Тебе есть что по этому поводу возразить?
Неожиданно для меня капитан Асланбек перешел на русский.
– Ты думаешь, крутой, да? – сквозь зубы прошипел он.
Впрочем, для турка это не было чем-то запредельным, после войны многие с северного берега Черного моря перебрались на южный, но все же я вздернул брови от удивления. Правда, удивило меня не знание русского, а неприкрытая агрессия.
– Думаю, да, – спокойно ответил я.
– Крутой тот, кто может сражаться один на один с голыми руками или с ножом! – констатировал Асланбек. – А ты, малявка, щенок, прикрывшийся гравилетом. А твоя мелкая сучка…
– О, как! – Я широко улыбнулся. – Может, тогда с ней сразишься один на один?
– Что? А ну повтори что ты сказал?
– Один на один, с девчонкой. Потянешь? Чернуха, тут тебя на поединок вызывают!
Асланбек взревел и ринулся на Чернуху, стоило мне отшагнуть в сторону. Он выхватил из ножен кривой нож, но Чернуха, глянув искоса и ухмыльнувшись, свой кинжал доставать не стала. Да и я понимал, что это излишне. Она лишь сбросила с плеча пулемет, чтобы не мешал двигаться. Оказавшись на эффективной дистанции, Асланбек попытался нанести Чернухе стремительный тычковый удар ножом, но она крутанулась еще быстрее, присела, словно завинчиваясь в палубу, и, уже снизу, нанесла хлесткий удар противнику кулаком в промежность. Тот лишь крякнул, выпучил глаза, согнулся, все еще продолжая двигаться по инерции, выронил нож, и налетел на Чернуху, сгруппировавшуюся на корточках у его ног. Через миг он повалился на нее, а она схватила его за руку, резко привстала, с жутким треском ломая ему локтевой сустав, а затем провела превосходный бросок через плечо. Ноги Асланбека мелькнули в воздухе, он рухнул с высоты роста головой в стальную палубу, снова раздался треск, на этот раз шеи и костей черепа, после чего Асланбек дернулся несколько раз и затих. Из уголка рта потекла струйка крови.
Чернуха повернулась к толпе и бросила по-английски:
– Кто-то еще хочет поединок с малолетней сучкой? Можно десять на одного, если смелости хватит. Можно и двадцать, но тогда вообще без шансов, вы сами себе начнете мешать.
Ей никто не ответил. На лицах читался ужас.
– Пери! – донеслось до меня на фарси.
– Похоже желающих померяться крутизной больше нет, – обратился я к морякам. – Тогда перейдем к главному. Кто из вас суперкарго?
Глава 3. «Только вперед»
В трюм спускаться было опасно, но необходимо, потому что «Шпик», по словам суперкарго Ахмеда, находился в главном грузовом отсеке, оборудованном рельсами и кормовой аппарелью с гидравлическим приводом. Тут, внизу, в узких стальных коридорах и под едва освещенными трапами могла поджидать любая опасность. Если кто-то притаился в засаде, нам придется туго, так как тут особо не развернешься ни с пулементом, ни с гарпунным карабином. Хорошо, что взяли пистолеты, их и надо было держать наготове.
Впрочем, если бы нас ждала засада, я бы понял по наблюдаемому состоянию Ахмеда. Будь ты хоть сто раз великим актером, да хоть самим Станиславским, в ситуации, опасной для жизни, ты не сможешь притворяться беззаботным. Ахмед же почти без умолку болтал, стараясь донести до нас на сносном английском, что он всегда недолюбливал капитана, и что вообще не хотел быть пиратом, а хотел стать честным контрабандистом, возить с прибрежных заводов к границам Метрополии «золотую пыль» и там сбывать крупным дилерам. Я его почти не слушал, мне важно было не пропустить начало нападения на нас, буде такое случится.
Вершинский любил говаривать, что незаметных и бесшумных засад не бывает. То ли от своего друга-полинезийца услышал, то ли в какой-то книжке прочел, я не вникал. Но сама формулировка мне понравилась, поскольку в точности соответствовала моему жизненному опыту. Даже если «гриб» с полулитрами нитрожира закопался в землю, и его даже опавшей листвой засыпало, и он там скукожился в анабиозе, все равно по ряду признаков его можно вычислить, и нам с Ксюшей это удавалось не раз и не два в наших вылазках. Чего уж о человеке тогда говорить? Люди, во-первых, достаточно сильно воняют, особенно мужчины, особенно без присмотра женщин, особенно оторванные от цивилизации. Во-вторых, они очень шумят, сопят, чешутся, у них то газы, то отрыжка. Чтобы это уловить, не надо обладать собачьим слухом и обонянием, достаточно просто ворон на ходу не считать.
В какой-то момент мне даже показалось, что я ошибся, что Ахмед тарахтит без умолку не потому, что доволен исходом, а чтобы скрыть собственную обеспокоенность близкой засадой и утопить возможный шум от нее в звуке своего голоса.
Чем на более низкие уровни мы спускались, тем сумрачнее становилось, тем чутче я прислушивался, но ни мой слух, ни мое обоняние ничего не улавливали.
– Вот, тут у нас главный грузовой отсек, – произнес, наконец, Ахмед, с грохотом отворяя тяжелую стальную дверь.
За ней оказалось обширное пространство, освещенное развешанными всюду гибкими трубками химических светильников. Видны были два узкоколейных рельсовых полотна, небольшой мостовой кран, несколько мощных лебедок.
В таком пространстве засаду было устроить легче всего. Люк, через который нам предстояло попасть в отсек, можно было без труда пристрелять с нескольких точек, и не дать нам носа высунуть. Меня успокаивало лишь то, что хитрый план Вершинского не дал возможности капитану подготовиться. Точнее, увидев на палубе двух подростков, он не стал заморачиваться. Недооценка противника – страшная штука.
Я выдохнул, и перешагнул высокий порог первым, хотя можно было впустить вперед Ахмеда. Но я нарочно так сделал. Я был уверен, что в случае засады Ахмед и должен войти первым, показать, что это мы прибыли, затем уйти с линии огня и залечь в заранее подготовленном укрытии. То есть, засевшие стрелки ожидают первым увидеть Ахмеда, и пока в полутьме разберутся, кто там вылез из люка, у меня будет время найти заранее подготовленное для Ахмеда укрытие, и уже оттуда ответить подобающим образом.
Но, оказавшись в отсеке, я понял, что засады нет. Асланбек, действительно, не подготовился, не принял нас всерьез, решил без затей срезать нас всех на палубе, включая пилота.
– Чисто, – произнес я по-русски.
Чернуха стволом пистолета указала Ахмеду, что его очередь протискиваться в люк и, отсчитав пару секунд, вылезла следом.
«Шпик толстогузый», закрепленный в ложементах внушительной колесной платформы, выглядел несоизмеримо более странным, чем я его себе представлял. Более уродливого подводного корабля не придумать, правда. А уж на батиплан он и вовсе не был похож. Во-первых, он был черным-причерным. Настолько черным, что его объемы глаз вообще не улавливал, словно плоский силуэт был вырезан из стальной пластины
