Пылающий остров - Александр Петрович Казанцев

Ганс, хрипло дыша, стоял посреди салона и продолжал размахивать окороком. Хобот его противогаза был оторван, в резине зияла дыра.

— Мистер Шютте, развяжите пару морских узлов, которыми стянуты мои руки! Тогда ноги я распутал бы сам, — попросил боцман.

— Хэлло, дядя Эд, мне не до этого! — сказал Ганс и увернулся от полетевшего в него кресла. Одновременно в голову ему попала тарелка, а в нос — консервная банка. С противогаза стекало прованское масло.

С яростным ревом Ганс вырвал впившуюся в руку вилку и снова бросился на врагов. Он отломил от стола ножку и получил, кроме окорока, дубинку тяжелейшего железного дерева для другой своей руки.

Когда еще трое были повергнуты наземь, бунтовщики сдались.

Ганс развязал Вильямса и приказал ему сходить за веревками. Вскоре боцман вернулся и с мрачным видом принялся связывать пленников.

Ганс наблюдал эту процедуру, опираясь на ножку стола и держа в руке окорок. Потом вместе с боцманом он растащил своих пленников по разным каютам.

Боцман зажег огни и вышел на палубу. Там стоял обеспокоенный Ганс. Как ни вглядывался он в полумрак бухты, шлюпки с профессором Бернштейном он не увидел.

Ганс Шютте испугался не на шутку.

К нему подошел дядя Эд, протягивая новый противогаз:

— Пусть заставят меня провести на этом острове остаток жизни, если я когда-нибудь слышал о столь странном корабельном бунте! Хорошо еще, что нет на свете такого алкоголя, который бы на меня подействовал!

Ганс, смущенно улыбаясь, посмотрел на боцмана:

— Дядя Эд, я потерял своего ученого. Босс отвинтит мне мою старую голову!

— Как, потерялся профессор?

— Вместе со шлюпкой.

Глава III

Решение совета

Прославленный летчик-испытатель Дмитрий Матросов попросил профессора Кленова принять его.

— Рад, голубчик, искренне рад вас видеть! — говорил Кленов, вводя Матросова в свой кабинет. — Восхищен вашим перелетом на паровом аэроплане с атомным реактором. Премного благодарен вам за любезное испытание радиостанции обратной волны. Усаживайтесь в кресло, рассказывайте… м-да… что привело вас ко мне.

Матросов оглядел скупо обставленный служебный кабинет ученого, недавно отведенный ему в институте, где работала Марина. Профессор руководил теперь ее исследованиями.

Кленов тем временем изучал мужественное, чуть скуластое лицо своего посетителя. Старику нравилось атлетическое сложение летчика, его спокойные, но точные движения и внимательный, настороженный взгляд.

— Меня привела к вам, профессор, подготовка одного крупного полета.

— М-да… Опять полета? Бесстрашные вы люди, летчики-испытатели! Летаете, осмелюсь так выразиться, за пределами допустимого. На скоростях выше возможных… с нагрузками на крыло, могущими повлечь за собой разрушение машины в воздухе… Неужели вам не хочется оставить свою специальность?

— Я в одиннадцати местах заштопан, профессор. И всякий раз, когда я лежал после очередной аварии…

— Искусственно вызванной вами?

— Конечно, искусственно вызванной. Всякий раз только и думаешь: неужели больше не полечу?

— Куда же вы теперь готовите полет, простите за любознательность?

— Сейчас на Луну. Но этот полет — лишь подготовительный. Есть правительственное решение о подготовке научной экспедиции на Марс, — закончил Матросов.

— М-да… Что? Простите, не расслышал или не понял?

— На Марс, — спокойно подтвердил Матросов.

— Сумасшедшие! — воскликнул Кленов. — Неужели вам мало дела на Земле?

Матросов улыбнулся:

— В постановлении правительства о подготовке межпланетных полетов записан один пункт: изучить и по возможности решить вопрос о существовании на планетах — объектах полета — жизни, о ее формах и в особенности о вероятности обитания на них разумных существ.

— М-да… м-да… Весьма смелые, однако, предположения, уходящие, как мне кажется, за пределы точной науки.

— Нет, почему же? Науки астроботаника и астробиология с достаточной аргументацией утверждают о существовании не только растительной, но и животной жизни… скажем, на Марсе.

— Не знаю, не знаю! — раздраженно замахал руками Кленов. — И уж совершенно не осведомлен, чем могу быть вам полезен.

— Видите ли, Иван Алексеевич, — замялся Матросов. — Когда готовишься к полету на Марс, полезно вспомнить всякие предположения… Скажем, своеобразное объяснение тунгусской катастрофы, быть может вызванной взрывом межпланетного корабля, который пытался прилететь к нам с другой планеты…

— Ну, знаете ли, милейший, оставьте это фантастам! А меня, человека науки, от обсуждения подобных вопросов увольте. Не осмелюсь больше отнимать у вас время, милейший.

Однако выпроводить Матросова было не так легко.

— Прошу прощения, профессор. Я ведь выполняю возложенное на меня поручение. В пользу гипотезы о взрыве межпланетного корабля есть много аргументов. Решающий из них, быть может, могли бы дать вы.

— Я? Нет уж… м-да… увольте… Умоляю, увольте!

— В одном японском журнале мне недавно попалась заметка профессора Кадасимы…

Кленов насторожился:

— М-да… Недослышал или не понял?

— Профессор Кадасима ссылается без указания источника на любопытный факт посещения полвека назад двумя русскими учеными неведомой чернокожей женщины, якобы найденной в тайге вскоре после тунгусской катастрофы.

Кленов болезненно поморщился, встал и, держась за сердце, прошелся по кабинету:

— Неужели сейчас кто-то может всерьез рассуждать о старом таежном ветровале и связанных с ним легендах?

— Кадасима упоминает, — с прежним спокойствием продолжал Матросов, — что одним из ученых, видевших чернокожую шаманшу, был ныне здравствующий, высокопочтенный, как он выразился, профессор Кленов.

Кленов вздрогнул, посмотрел на Матросова мутным взглядом, снова схватился за сердце.

Матросов упорно ждал.

— Пощадите! — застонал Кленов. — Пощадите, милейший! Не могу расходовать остатки сил на опровержение нелепых и спекулятивных вымыслов.

— Вы никогда не видели чернокожую шаманшу в тайге?

— Боже мой! Ну конечно же никогда не видел ни чернокожих шаманок, ни русалок, ни рогатых чертей. Осмелюсь напомнить вам, молодой человек, что вы явились к ученому, а не… — Кленов не договорил. Его внимание было отвлечено письменным столом, на котором творились чудеса. Ручки с перьями ожили и покатились по столу. Пресс-папье нетерпеливо притопывало на месте. Чугунная лошадь вздрогнула всем телом…

Профессор вскочил. И, словно по команде, сорвались с места все железные предметы. Перочинный ножик впился в стену. Чернильный прибор грохнулся на пол, лошадь тихо двинулась по столу…

Матросов вскочил на ноги, встревоженный не столько всем происходящим, сколько видом старого профессора.

Широко открыв свои выцветшие глаза, прямой, несгибающийся шел профессор Кленов к двери. Толкнув плечом книжный шкаф, он глухим голосом извинился и выбежал в коридор. Матросову не осталось ничего другого, как уйти.

Словно притягиваемый магнитным ураганом, влетел профессор Кленов в лабораторию