Внутренние. Дневник из другого мира - Екатерина Дмитриевна Тренина
Но природа всегда будет нас считать своими детьми, как бы далеко мы ни пошли в город, и навсегда оставит возможность вернуться к ней. Только возвращаться надо не по одному, а семьями, группами. По одному мы не справимся. Человек – существо общественное.
Человечество стоит на точке разветвления эволюции. Урбанистической и природной. Оба эти направления ценны для мира. Человек ценен и там, и тут. Человеку необходимо и то, и это. Оттого часть нас вернется в природу, а часть пойдет дальше с городом. Связь между людьми обоих направлений останется навсегда. И она поможет нам уважать и беречь друг друга.
Часть III
Отделение
Повествование ведется от лица Кат.
Началом этой истории по праву можно считать эту посиделку в лаборатории.
– Мы сильно надышались спертым воздухом. Нам всем пора на улицу, – выдала я после двенадцати часов совместной работы с ребятами.
– Вот, – сказал Карим и открыл окно настежь.
Мы с Китом засмеялись. Действительно, на такую большую прогулку ни один из нас не был готов. Мы подошли к окну и высунулись наружу все втроем.
Этаж был шестнадцатый. Внизу очень красиво лежал соседний парк. Часть его, покрытая растительностью, напоминала мягкий зеленый длинноворсовый ковер. А часть, заполненная скамейками, велосипедными дорожками, детскими площадками и лавочками с вареной кукурузой и сахарной ватой, походила на мозаику, выложенную на брусчатке.
Тот самый момент, когда непонятно, замираешь ты от красоты или от страха.
Я повернула голову и поглядела на парней. Усталые, взрослые, такие знакомые и одновременно нет. Что-то кольнуло внутри. Похоже, я пожалела, что столько лет мы были порознь. А мне хотелось быть с ними больше.
– Знаете, ребят, было бы здорово, если бы у нас появилось какое-то общее дело. Не такое, как сегодня, – это скорее ваше дело, я под конец подошла, – а так, чтобы изначально наше втроем.
Кажется, Вселенная услышала меня. Я давно заметила: осознанные желания, подкрепленные светлыми и сильными эмоциями, она всегда исполняет.
После истории с расторжением Договора каждый из нас ушел в себя на две с половиной недели. Надо было переварить случившееся. Понять, что делать дальше. Своим образом прожить.
Кит больше не мог работать над продлением жизни в капсулах. Он очень устал от того, что боролся за жизнь, которую сами люди в капсулах не ощущали. И одновременно с тем эта жизнь не была нужна их родным. Да, теперь все обрело экзистенциальный смысл. Если он сохранит их жизнь сейчас – они могут отдать долг и когда-нибудь зажить. Это превосходно и ценно. Но Кит выгорел.
Примерно так чувствуют себя люди, которые работают с наркоманами, в приютах для бездомных животных, в хосписах. Вначале держатся на каких-то светлых мотивах, служении этому миру. Но потом, долго имея дело со смертью и низким положительным исходом (а в случае с хосписом – нулевым), устают, кончаются. Вот бы на пенсию отпускать служащих таких профессий раньше других за переработку душой, за условия повышенной нагрузки на сердце.
Кит понимал, что пока ему пенсии не видать. Он молод, тридцать семь лет, – нужно искать другой смысл жизни, идти дальше, найти себя заново. Он перебрал в голове с десяток своих потенциальных хобби (при прежней жизни на них не хватало времени), но ни одно из них пока не привлекало его в виде ежедневного труда. Кит был вынужден признать, что он недалеко от депрессии. Без дела по душе ему трудно существовать. Он привык опираться на этого слона в своей вселенной.
Карим решил переключиться с работы на семью. Это отлично совпало с моментом нахождения Карин в городе, а не у черта на куличках. И впервые оставшись со своей полностью сформировавшейся женой на две с половиной недели, он понял, что их союз трещит по швам.
Карин не хотела долго оставаться в городе, быть женой и, оказалось, никогда не хотела быть матерью. Она любила сына и не жалела о его появлении. Даже выполняла свой родительский долг и по-прежнему делала это хорошо.
Но, осознав себя, она признала, что родила ребенка только потому, что Карим этого хотел. Причем он хотел этого не для проживания родительства, а для своего статуса родителя. Ребенком же занимается жена. Вот такой парадокс.
Карин не держала зла на Карима за свое долгое недоотделение. Она любила его и вполне отдавала себя отчет, что он неидеален, что он Рожденный. Но теперь, когда все всё поняли, ей бы хотелось получить свою жизнь в свои руки. Восполнить все недостающие годы. Просто пожить – она называла это так.
Но сын уже был.
И Карин очень хотела, чтобы теперь Карим больше в него включился, а ей дал строить карьеру. Ведь ребенок был нужен ему.
Но Карим не хотел.
Он тоже любил Карин и сына. Но не хотел быть основным родителем подростка. И тоже об этом честно сказал.
Так и сидели на кухне двое родителей двенадцатилетнего ребенка, не желая дальше быть родителями.
Но родительство это как поезд – с него не сойдешь, пока он в движении. Даже не так. Родительство – это как быть машинистом поезда, который нельзя остановить и сойти на полпути. Поезд несется, а ты управляешь им, чтобы пассажиры не разбились. Нет, конечно, ты можешь выскочить на полном ходу из кабины. Но последствия будут очень плачевными как для выпрыгнувшего, так и для оставшихся в поезде.
Просидев три часа на кухне, Карин приняла решение, что разводится и забирает ребенка себе. С Карима – алименты, несколько недель вместе с сыном летом и оплата репетиторов, так как сын будет учиться дистанционно, потому что Карин продолжит путешествовать по планете, но теперь с ребенком. Не знаю, почему она осталась рулить паровозом – потому, что Внутренняя, или потому, что женщина.
Карин и сын уехали. А Карим остался один на один с собой и осознал, что это страшно.
Он стал снова смотреть на карьеру, потому что умел это делать лучше всего. Но и там было много раздрайва. Например, ему хотелось, чтобы его признали в научном мире как ученого, а не просто специалиста по капсулам. Пока еще ни одна его научная разработка не пригодилась миру так, как пригодились идеи и проекты Кита. Кит обладал тем счастьем, к которому стремился Карим, и не был счастлив от него.
А я, закончив очередной день в школе, поняла, что
