Семиозис - Сью Бёрк
Я бы умер без этих чужаков – я умру без них, но я видел, что разум делает животных нестабильными.
Мне необходимо с ними общаться – и наконец-то у меня появились на это силы. Я отращиваю корень для хранения того, что узнаю, но пока там почти одна мякоть. Я еще не прослушивал их разум и использовал его как фосфаты.
Солнце встает. Имея глаза на многих узлах, я вижу, как они просыпаются, быстрые и деловитые. Многие идут к воротам у реки, отправляясь на поля. Я наблюдаю цвета на их одеждах. Они видят цвета. Они увидят мои цвета, великолепные и неотразимые, и поймут, что я – не снежная лиана, что я могу установить с ними значимую и неотвратимую коммуникацию.
Животные не умнеют, а я умнею. Наши отношения будут полезными.
Пыльца на ветру – та скудная пыльца, что есть, – сообщает о тени листоедов у дальнего поселения папоротников в долине. Одна из моих рощ докладывает, что от нее увели стаю фиппольвов, в чем я и не сомневался, ибо когти фиппольвов – это инструмент моих новых чужаков, хорошо управляемый, хотя мне легко было бы научить львов избегать определенных корней и стеблей, которые стали бы горькими ради того, чтобы преподать урок. Я слышу электрический треск молнии. Я жду вкуса пыльцы или семенного послания или крохи от мотылька, но сейчас зима и многое застыло. Разум побеждает времена года, но в мире мало разума.
Хиггинс
Даже летучие мыши удивленно свистели. Наш охранник, проводивший рутинный обход города перед восходом Света, увидел сюрприз и побежал сказать Сильвии, а та разбудила ботаника, Раджу. В ночных рубашках и в сопровождении детишек Раджи они ринулись к речным воротам. Четырехлетняя дочка Раджи, Мюриэль, как только это увидела, побежала будить меня.
– Дядя Хигг, бамбук сделал кое-что красивое! Быстрее!
Так что я одним из первых увидел и услышал рассказ. Раджа уже назвала это «шоу», хотя пока оно освещалось только факелами и выглядело не так потрясающе, как будет при солнечном свете. Свет факелов не доходил до верхних листьев бамбука, но все равно челюсть отвисала.
Вдоль дороги, ведущей к речным воротам, листья и стволы толстых и высоких побегов бамбука изменили цвет: по одному стволу на цвет с каждой стороны. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Бамбук воссоздал радугу по обеим сторонам дороги. Я стоял, завернувшись в одеяло, и держал Мюриэль за руку.
Я встал на колени, чтобы с ней говорить, потому что дети предпочитают говорить глаза в глаза.
– Это прекрасно, лапочка. Спасибо, что меня разбудила.
От нашего дыхания образовывался пар. Я обхватил ее пальчики рукой, чтобы они не замерзли.
Сильвия и Раджа осматривали бамбук, а Мюриэль гордо называла мне все цвета. Подошли еще люди с заспанными лицами. Прибежали несколько фиппокотов, топая и облизывая цветные стволы, подпрыгивая, чтобы ухватить лист зубами, и радостно путаясь у всех под ногами. Волосы Раджи трюфельного цвета были распущены и спутаны после ночи. Она встала на колени, чтобы посмотреть на корни. Один из котов вместе с ней стал скрести почву.
У нас над головами летучие мыши пикировали и свистели, пофыркивали, щебетали и свистели.
– Опасность?
– Нет. Здесь миряне.
– Что?
– Сюда!
– Жуки?
– Нет.
– Что?
– Здесь.
– Что?
– Здесь!
– Почему? – спросила Мюриэль.
Она часто задает этот вопрос – обычно для того, чтобы дать собственное объяснение.
– Ну… чтобы мы обратили внимание, наверное.
– Красиво. Мы бамбуку очень нравимся. Вот почему.
– Думаю, да.
На самом деле я подумал, что это означает нечто более тонкое. А может, это вообще не нам адресовано.
– Надо ему сказать, что он тоже нам нравится.
– Да, надо. Но как? Спеть ему песню? Сделать ему игрушку?
Мюриэль захихикала.
К восходу все уже встали, а кое-кто даже умылся и оделся. Сильвия отправила меня осмотреть бамбук за стенами. Я доложился на официальном совещании в Доме Собраний. Почти весь Мир пришел, скамейки были полностью заняты. Николетта вела записи.
– Я искал все необычное, а не только смотрел бамбук, – сказал я. – На тот случай, если мы тут ни при чем.
– Разумно, – отозвалась Сильвия.
– Но ничего нет.
– У нас тоже ничего, – сказала Раджа. Она с командой осматривала город. – Но это место важно и для города, и для нас. Мы должны были заметить.
– Кто-то хочет что-то отметить?
Встал один из парней.
– Радужный бамбук – то есть радужный бамбук – радуга: на нем нет плодов.
Сильвия явно удивилась и задумалась – похоже, она сама этого не заметила.
– Это может означать нечто важное. Какие еще есть идеи?
– Мы ему нравимся, – сказала Мюриэль. – Вот что значат эти цвета. И нам надо сказать, что он тоже нам нравится.
– Я именно так и думаю, – отозвалась Сильвия. – Нам следует ответить. Но вот как?
Мы все несколько минут бормотали нечто невразумительное. Нам было известно, что бамбук сообразителен, но насколько именно он сообразителен? Что именно надо заметить? Как ответить? А это вообще хорошо?
Сильвия, которая никогда не пыталась ускорить ход обсуждений, негромко разговаривала с Раджей, пока мы не прекратили гомонить, а потом встала и призвала всех к вниманию.
– Мы все знаем, что после нашего переезда сюда бамбук стал гораздо здоровее. Мы давали ему воду и удобрения, а он давал нам плоды – и улучшал их. Теперь, похоже, бамбуку нужно наше внимание. Я предлагаю поручить Хиггинсу общаться с бамбуком от нашего имени.
Я растерялся: она действительно назвала мое имя?
– Он может командовать львами, он может направлять котов, он понимает летучих мышей. И лепечущих малышей. – Все засмеялись. – Если кто-то и способен общаться с растением, то это именно Хиггинс. Если ты согласишься, Хигг, конечно, – и если такова будет воля Мира.
Она действительно назвала мое имя! Если я соглашусь… Я помнил Правила Октаво: растения способны видеть, и думать, и все такое, но растения мыслят не как фиппы и уж тем более не как люди… наверное. Я понятия не имел. И я могу ляпнуть какую-нибудь глупость и оскорбить
