Воспоминания старого шамана. Путь волка - Хамархан Александр
Своей, зачем не чувствуем вины?
Неужто все для этой встречи,
Где в «ледяных тисках» у гор,
«Зачем? – Я задавал вопрос в тот вечер, –
Хранил Господь меня до этих самых пор?»
(Вопросы караванщика)
Он подал Николаю плошку свежего горячего настоя. Но Николай безмолвствовал, он на огонь смотрел и что-то вспоминал.
– Моменты разные бывали, общался я с шаманом, и с монахом. Еще и с лекарем, что на чужбине жизнь мне спас. Какое знание я принес на эту Землю? Зачем я здесь сижу перед тобой? – продолжил караванщик вопросы задавать.
Вопросов, ночью, было больше, чем ответов. Разволновавшись, он затих. Смотрел внимательно на пламя, на младшего товарища, о чем-то размышлял.
Горный монастырь. Молодой росток
– Однажды, мы набрели на монастырь – среди пространств, безжизненных, и гор. Почти отвесная скала, была расписана искусным живописцем. Величественный храм, с цветными куполами, и с колокольней, золотистой, наверху. Пейзаж лугов, зелено травных, солнцем ярким дополнял его. У каждого, кто видел ту картину, тепло так становилось на душе, он будто в детство погружался снова: спокойный, радостный, счастливый. Как будто наш отец, Всевышний, в то время проникал в него. Мы долго вместе любовались, у тех величественных скал. Молчали все, никто не говорил ни слова, боясь нарушить хрупкую, Божественную связь, – так караванщик погружался, в свои далекие раздумья.
Он неожиданно прервался, и начал вглядываться в языки костра, стихии огненной открывался, и широко раскрыл глаза. Со стороны казалось, – они стали понимать друг друга. В лучах ночного пламени, лицо его менялось. Морщинки мелкие, что в уголках, давали зрелому мужчине, озорной и несерьезный вид. Пред Ведущим был не пожилой усталый караванщик, – но веселый, и жизнерадостный мальчишка. Те перемены подменили человека, преобразив его немолодое тело, в юную и озорную душу. И можно было удивляться, как в нем одновременно уживаются два совершенно разных человека? Натруженные руки лежали на коленях, большими пальцами прокручивая головной убор.
Огонь горел и продолжал общение. Он освещал сутулый и усталый силуэт. Снопами искр оживлял ночные краски. То угасал, то вспыхивал, и циклы повторял, – как смену дня и ночи. Он уносил воспоминания людей, в их прошлое, забытое давно. Огонь и человек, без слов, друг друга понимали.
В истории далекой земля прошла немало оборотов, и реки русла поменяли, воды в них много утекло. Так, исповедуясь перед собой, он не скрывал эмоций. Насколько можно душу обнажал, о чем-то сожалел, хранил обиду, раскаивался и за что-то извинялся.
Николай склонился к толстой обгоревшей ветке. Переложил ее поближе, вызвав яркое свеченье в темноте. Шел далеко не первый час общения. Друзья, их, на телегах спали, похрапывая каждый на свой лад.
– Да, кстати, как тот монастырь? – Николай спросил негромко.
– А, извини, забылся. Все думы про себя, да про жизнь свою, – караванщик голову склонил, затылок почесал. – В большой скале, в пещере, был самый настоящий монастырь. Неожиданно увидеть далеко от поселений. В условиях: не для нормальной жизни – ветра, собачий холод и туманы. Ни тебе пищи, ни растений, ни животных!
– А что снаружи и внутри там было?
– Снаружи – притвор с массивной деревянной дверью. Мы заглянули внутрь, подошли поближе к алтарю. Лишь после мы заметили, что в ските кто-то есть. То был монах, весь в черных длинных рясах, уже заканчивал свою молитву. Поговорив немного, он нас провел в опочивальню. Наутро мы проснулись, попрощались, и караван пошел вперед.
По-своему, по-простому, монах мог изъясняться на разных языках. Судьба его «носила» в жизни. Бывал на западе и на востоке. Много событий насмотрелся. Там тоже странники, как мы, и Божьи люди. «Кто по наитию скитался. Другие сами выбирали этот путь. Местами шли священными, грехи свои отмаливали. Не каждый, правда, завершал дорогу. Кто послабее – не выдерживал, бросал. Кого Господь досрочно призывал к ответу. А кто-то был достоин чести – все до конца пройти, домой назад вернуться. Другим он знание нес свое и опыт. Вот так и я в дороге прошагал немало, других учил, сам ошибался. Когда-то мой черед наступит, пойду и я держать ответ. Что Богу я тогда скажу? – Всю жизнь искал, всю жизнь скитался. В неведенье своем так и помру», – мне говорил монах. Еще он нам повествовал:
«Куда бы я ни шел – везде есть люди. Все по одной Земле идем, и небо одинаково для нас! Един Господь Всевышний – он есть в каждом человеке. Покуда верим мы в его заветы, молимся и любим».
Лицо у караванщика светилось ярким пламенем. Огонь блестел, – он то отбрасывал, то приближал ночную темноту. Караванщик, своим рассказом, увлеченный, как будто бы помолодел. Он словно сбросил в возрасте, переживая снова события давно ушедших дней. Монах был божий человек. Я легкий свет увидел, исходивший от него. Всю жизнь он истину искал, и много посвятил скитаниям, мысли его – моим созвучны! Еще он так мне говорил:
