Маршрут: Ноль - Mrs. Mracopisec

— Ладно, — сказал я вслух. — Обсудим правила. Если ты — я, дай знак.

Молодой наклонил голову влево. Я повторил — влево. Он, не меняя позы, улыбнулся той самой полуулыбкой, что всегда выводила меня из себя на монтаже.

— Замечательно, — буркнул я. — Зеркальная задержка реальности.

Трасса тянулась бесконечной кинолентой — в свете фар разметка ускорялась, как при перемотке. И я заметил: каждая встречная машина — «Волга». Без исключений. Одинаковый цвет. Одинаковые блики. Номера — короткие, из прошлого века: 93–93, МО, 93–МО–93, иногда просто «…93». Сначала это походило на шутку, затем — на издевательство.

— Поверни обратно, — сказал радио-я. Голос звучал ближе: будто он здесь, на моём месте, а я — лишь запись. — «Не садись за руль» значит «не оставайся водителем».

— А кто поведёт? — спросил я. — Ты с заднего сиденья?

Молодой чуть повёл плечом. Радио на мгновение замолкло, затем:

— Развернись у будки. Не подъезжай к шлагбауму. Не смотри в зеркала.

— Поздно, — сказал я и упрямо взглянул в центральное зеркало.

В отражении заднее сиденье на миг опустело. Идеальная пустота. Я моргнул — я-2024 снова был на месте, но уже ближе: будто рамка зеркала подвинулась к нему. Он наклонился вперёд, и я увидел на его шее мои координаты — та самая татуировка. Только свежая, не выцветшая.

— Зачем ты молчишь? — сорвалось у меня. — Скажи нормально!

Ответило радио:

— Поверни.

— Куда?

— Всегда — налево.

И вправду: на каждом развороте, в каждом просвете темноты слева маячило одно и то же — придорожная будка с мутным стеклом и табличкой «ПОСТ». Свет внутри мигал, как лампа в проявочной. Меня от этих «будок» всегда тошнило.

Я вжал тормоз. «Волга» замедлилась, будто плёнку заело в проекторе. Ветер заскулил в щелях. Я-2024 не пошевелился. Будка слева замигала ровнее, зазывая.

— Не подходи, — голос в радио запнулся, как заевшая пластинка. — Не подходи…

— Ты же сам сказал «налево», — прошипел я. — Определись, режиссёр.

И тут меня осенила простая и страшная догадка: рация и зеркало говорят не в унисон. Радио — с опозданием на сцену. Зеркало — с опережением на полсекунды. Между фразами — тонкий зазор, куда может уместиться целая судьба.

— Хорошо, — сказал я, переводя взгляд с будки на дорогу. — Проверим метроном.

Я повёл машину прямо, игнорируя поворот. Будка осталась позади. В ту же секунду все встречные фазы разом моргнули — словно рассерженные глаза. Радио зашипело.

— Не туда… не туда…

— Именно туда, — парировал я. Рули вдруг стали лёгкими. Я перехватил руль с юношеской ловкостью. Эта ловкость меня и выдала: я вёл машину так, будто мной управлял кто-то другой. Лишь стрелки часов неумолимо ползли назад: 9:28, 9:27…

— Эй, — кинул я через плечо. — Хочешь — садись вперёд.

Молодой не двинулся. Зато ремень пассажира сам выскользнул из паза и щёлкнул, пристёгивая пустоту рядом со мной. Я выругался сквозь зубы.

— Значит, рядом сидит невидимка? Удобно.

Краем глаза я заметил движение справа: на обочине шла ещё одна «Волга», в точности повторяя нашу скорость. В её салоне — тьма, но в стекле я ясно разглядел своё отражение. Тот я смотрел на меня так же пристально. Он поднял руку — точь-в-точь мой жест — и сложил пальцы в ноль. Кивнул. И исчез, будто кадр склеили.

— Круто, — сказал я. — Настоящий парад дублей. Где мои титры?

Радио откашлялось и заговорило голосом отца — старым, хрипловатым:

— Сынок… если ведёшь — не оглядывайся. Если оглядываешься — значит, уже не ведёшь.

— Поздновато для наставлений, — проворчал я, но взгляд зафиксировал на разметке. В тот же миг все «Волги» впереди синхронно мигнули левыми поворотниками — как хор, взявший одну ноту. И я понял: дорога пытается меня синхронизировать. Сделать частью стаи, а не солистом.

— Не выйдет, — сказал я. — Я — маргинал.

Где-то сбоку завыла сирена. Я машинально глянул в зеркало — и, конечно, встретил его взгляд. Я-2024 прильнул к стеклу, губы шевельнулись: «Не тормози». В радио — с запозданием:

— Тормози…

Я рассмеялся. Смех вышел хриплым, но живым.

— Режим «орёл и решка». Монета всегда падает ребром, да?

Я не стал тормозить. И оказался прав — сирена была не сзади, а внутри. Часы Странника взвыли, стрелки дёрнулись и на секунду рванули вперёд: 9:26 → 9:27. Мне стало смешно от ужаса.

— Так, — сказал я. — Давай договоримся. Я веду. Ты, — кивнул я в зеркало, — сидишь тихо. Радио — вещай только по делу. Дорога — дай мне проехать без этой колонны.

Колонна не исчезла — «Волги» стали прозрачнее. Словно перешли в иное измерение, где их задача — лишь обозначать форму. Я поймал себя на мысли: если высуну руку, пройду сквозь любую, как сквозь дым. И тут же испугался этой мысли.

— Ещё один тест, — сказал я, будто беря интервью у самого себя. — Если ты — я, скажи то, чего не знает никто.

Радио замолчало, затем спокойно, почти нежно произнесло:

— Ты спрятал билет в обивку сиденья. Думал, что так спрячешь и время.

— Старо, — отрезал я. — Другое.

Пауза. И потом:

— Ты не сказал маме, что видел отца в ночном зеркале. Боялся, что он исчезнет снова — на этот раз из её глаз.

Я сжал руль. Это было слишком тихо и слишком точно. Такую деталь я бы не выдумал.

Дальше — резкая стена тумана. Дорога расширилась: слева — спуск к реке, мост-арка; справа — тот самый пост, будка, в которой никого. И — выбора нет, только вилка.

— Налево? — спросил я.

Радио молчало. Зеркало тоже. Лишь часы дёрнули стрелки вперёд — на едва заметное деление.

— Поедем прямо, — сказал я. — Хоть раз без подсказок.

Я дал газу. «Волга» послушалась, как молодая. Лента дороги закрутилась спиралью; по краям вспыхивали белые круги, нарисованные мелом — как у Ани. Они оставались позади, а внутри меня зрело знание: кто-то бежит впереди, ставит метки, чтобы я не сбился. Возможно, это я сам. С того берега.

На секунду я-2024 исчез из зеркала. Я почти обрадовался — и тут он материализовался рядом. Чётко и ясно: просто появился в пассажирском кресле. Ремень, я помнил, уже был пристёгнут. В боковом стекле — его профиль, мой профиль, только моложе. Он не оборачивался. Лишь положил ладонь на панель, прикрыв часы Странника. И стрелки — клянусь — остановились.

— Вот как, — выдохнул я. — Значит, в кадре их можно остановить.

Я повернулся к нему — медленно, боясь спугнуть собственное прошлое.

— Скажи что-нибудь нормальным голосом. Без радио.

Он улыбнулся — и не