Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Глава 45: Что бывает, если долго злить принцесс
Я с замершим сердцем подошел ближе к воротам. Положил на землю мои мешки.
Тишина. Все еще ни единого звука. Потом где-то во дворе монастыря, уже за стенами, громко и жалобно крикнул осел.
Я зашагал вперед…
Мертвый человек лежал у самых раскрытых ворот. Незнакомец, он не отсюда, не из обители. Чужак!
Это был уже пожилой мужчина, явно джахари. Кожа у него темная, цвета спелого финика, как у меня. Определенно выходец с юга страны. Что тут делать выходцу с юга?
Лицо — грубое, обветренное, изможденное, изъеденное ветрами и жарой, как у караванщика. Он и одет, как караванщик — косо намотанная голубая застиранная чалма, грязный рыжий кафтан, на ногах — сандалии на высокой подошве, чтобы ходить по раскаленному камню.
В мертвых глазах застыло удивление, из сердца торчит стрела. Стрелу я, конечно, узнал — она была из горного ореха, белая. Да и пущена этому «караванщику» точно в сердце. Такими стрелами пользовались мои братья, мюриды белой Башни Света. И с такой точностью стреляли тоже только они.
Значит, тут был бой? Но если был бой — то куда тогда все делись? Или все погибли? Совершенно невозможно. Я помнил, как сражаются белые шаэли Света. Они не могли погибнуть, немыслимо…
И почему ворота открыты?
Стрела вошла под углом, она разорвала мертвецу его кафтан, под кровью, залившей рану, на груди незнакомца что-то чернело.
Я уже такое видел раньше. Убитый ударом в сердце человек, кровь на волосатой груди…
Я достал кинжал, опустился на колени, прочитал краткую отходную молитву и разрезал кафтан трупа. Потом отрезал кусок кафтана и стер им кровь с груди мертвеца, как тряпкой.
Догадка оказалась верной. На груди джахари красовалась татуировка — чуть выше сердца. Черная ладонь, державшая надпись джахарийской вязью — «Творец».
Я уже это видел. У того горца в пещере, которого шейх потребовал убить луну назад — когда еще вез меня и Садата в обитель. У того горца, которого я испугался зарезать, на груди была точно такая же татуировка.
Что там тогда сказал шейх?
«…Глядите на этот знак, и уясните — что это абсолютное зло. Я знаю, что вы думаете, мои мюриды. Что этот человек наверное шаэль из враждебной секты. Вы ошибаетесь. Он не шаэль. Он много хуже. Он — анти-шаэль, если можно так выразиться, враг Отца Света и слуга тьмы…»
Анти-шаэль? Я понятия не имел, кто такой «анти-шаэль», и что все это означает…
Но татуировка у этого джахари на груди явно была той же самой, что и у того горца в пещере.
Я закрыл мертвецу глаза, поднялся, отряхнулся, огляделся, прислушался. В закатных небесах парил орёл, где-то во дворе обители снова закричал осел… Но людей не видно, не слышно.
И только тут я заметил, что на воротах монастыря что-то нарисовано, а еще к ним прибит какой-то большой папирус.
Я опасливо приблизился к открытым, как рот мертвого старика, вратам…
Знак на левой створке ворот в точности повторял татуировку на груди мертвеца. Открытая ладонь, державшая слово «Творец» — вот что там было нарисовано. Только знак здесь был большим, а нарисован он был явно не краской, а кровью — красной и человеческой.
А к правой створке ворот гвоздями была прибита бумага. Я подошел ближе и теперь увидел, что это фирман — официальный документ.
Фирман открывался цитатой из святой Преждесотворенной.
«Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тираны из злых людей.
Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведёт слабых за собой сквозь долину тьмы. Ибо именно он и есть тот, кто воистину печётся о ближнем своём и возвращает детей заблудших.
И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя моё Творец, когда мщение моё падёт на тебя…»
Св. Преждесотворенная, Гл. 25 — «Акация»
Приказываю свершить кару над сектой еретиков «Аль-Хальмун», кланявшихся демонам, над её главой — неверным кафиром, называющим себя Эдваррой, Да будет благословлен любой, оказавший содействие моим верным слугам в этом деле, да будет проклят любой мешающий.
Величие Творцу!
Принцесса Зиш-Алис, эмир эмиров, шейх шейхов, шаэль шаэлей, царь царей, повелительница вод, гор и пустынь, величайшая, единственная, солнце благочестия, свет всех правоверных, дочь и наместница Творца.
Ниже стояла печать, рядом с печатью — очень витиеватая и красивая подпись принцессы. Подпись была сделана не чернилами, а не пойми чем. Подпись была золотой, от неё исходил свет. Возможно, принцесса подписалась собственной мистической энергией — своим нафашем.
Я стоял и глядел на документ, не в силах пошевелится или оторвать взгляда.
Значит, тут побывали люди принцессы? «Алиф»…?
При мысли об «Алифе» меня обожгло, как огнем.
Но как они сумели найти тайную обитель шейха? И как смогли расправиться с белыми мюридами? И с самим шейхом…
Я через силу обернулся, посмотрел на мертвеца. Нет. Он был похож на караванщика, на разбойника, но никак не на шаэля из «Алифа». У него даже оружия с собой не было! Хотя наверное его оружие просто кто-то забрал, уже после боя.
И забрал наверняка недавно. Труп был еще свежим, бой здесь, если и имел место, то несколько часов назад.
Я еще огляделся, но у стен монастыря больше ничего интересного не увидел. Здесь была каменная пустыня, а в каменной пустыне следов не остается.
И тогда я вошел наконец в распахнутые врата обители. И зрелище, открывшееся мне, было ужасным, чудовищным.
Тут произошла бойня. Во дворе воняло кровью.
Монастырский двор был весь завален трупами, больше всего их было возле Башен, где раньше жили мюриды. Трупы в черном, трупы в белом — послушники обеих Башен. Но теперь их одежды были изорваны и покраснели от крови, особенно это было заметно на белоснежных одеяниях белых мюридов…
Их было больше полусотни. Кто-то просто убит, кто-то порублен на куски.
Кого-то убили прямо возле святого мегалита в центре двора, там валялись кровавые ошметки, сам священный камень был испачкан кровью…
По двору метались куры, и бродил один осёл, иногда печально и испуганно ревевший. И кошка сидела на крыше длинной постройки, опоясывавшей изнутри стены монастыря — той, где у нас находились хозяйственные помещения. Но сейчас многочисленные двери этой постройки были все распахнуты настежь…
А двери черной и белой Башен были выломаны. Дверь черной Башни валялась на земле, ей придавили
