Полюс Доброты - Мила Бачурова
— Но... — начала Эри.
Кирилл поднял руку:
— Позволь мне закончить, спорить будем потом. Так вот. Вадим Александрович — отличный ученый. Я говорю без иронии, это действительно так. Я читал в дневнике Сергея Евгеньевича, что мой отец очень его ценил и предсказывал «талантливому юноше» большое будущее. И сам я, несмотря на наши разногласия, Вадима Александровича искренне уважаю. Как ученый, он, несомненно, гениален. — Кирилл помолчал и твердо закончил: — А вот как администратор и хозяйственник — увы. То, о чем Сергей Евгеньевич подумал бы в первую очередь — а хватит ли нам ресурсов? — Вадиму Александровичу даже в голову не пришло. После создания инкубатора он был окрылен успехом — все работает! Эмбрионы растут и развиваются! И, видимо, с закладкой первых... гхм, партий, переборщил. Потом, когда детишки начали подрастать и требовать все новых затрат, начиная с молочных смесей и заканчивая посудой, разумеется, схватился за голову. Сел за расчеты и определил точное количество воспитанников, которое может позволит себе Бункер. — Кирилл повернулся к Эри: — Сколько детей живет у вас сейчас?
— Двадцать. — Эри не задумалась, цифру знала точно.
— Старшим около шестнадцати, так?
— Да.
— А самым младшим?
— Семь.
— Десяти лет не прошло, как поток пришлось остановить, — кивнул Кирилл. — Стало быть, двадцать человек — это предел для Бункера.
— А вот и неправда! — сообразила вдруг Эри. — Серый, Мрак! Помните того мальчика, который мне ботинки принес? Он говорил, что у них в поселке есть пятилетний ребенок! Он еще сказал «пять годов» — помните? А Серый поправил, что не годов, а лет.
— Нестор, — сказал вдруг Мрак. — Я имя запомнил, уж больно дурацкое.
— Вот! — Эри торжествующе повернулась к Кириллу. — А вы говорите, что Вадим Александрович остановил инкубатор! Откуда же тогда в поселке взялся пятилетний ребенок? Значит, вы ошибаетесь, и Бункер тут не при чем?
Кирилл смотрел на Эри почему-то с сочувствием.
— Я не сказал: «остановил инкубатор».
— То есть... — начала Эри. И осеклась. Почувствовала, что холодеет. — Вы имеете в виду...
Кирилл кивнул:
— Никто ничего не останавливал. Дети по-прежнему рождались — просто не оставались в Бункере, а отправлялись жить прямиком на поверхность. Тебе когда-нибудь разрешали заходить в помещение, где находится инкубатор?
— Нет, — пролепетала Эри. — Туда могут заходить только Григорий Алексеевич, Вадим Александрович и... ой.
— Ну, вот. Лишнее подтверждение моим словам. — Кирилл повернулся к Шаману: — Первых детей ты забрал около четырнадцати лет назад, верно? Хочешь, расскажу, как было дело?
Шаман хмуро молчал.
— До тебя дошли слухи о том, что на севере начали рождаться дети. Не знаю уж, сам ты об этом узнал или доложили твои проповедники, ну да неважно. Ринулся к нам — теперь уже лично, разумеется, такую серьезную операцию больше никому бы не доверил. Все это время меня сбивало с толку то, что тебе каждый год приходилось бы надолго уходить, бросая поселок, — посетовал Кирилл, — поэтому до недавних пор я эту версию всерьез не рассматривал. Не верил, что можешь надолго оставить свою паству, вот и не связывал тебя с Бункером. А теперь, когда знаю, что на самом деле вас двое и ты мог на время своего отсутствия доверить поселок Ангелине, все встало на свои места. Ты добрался до Егора — полагаю, что поддерживал с ним отношения и раньше. Узнал о детях, наших и бункерных. Ко мне не стал обращаться, вероятно, потому, что восстановление репродуктивной функции как таковое тебя не интересовало. Тебе нужно было чудо — а что чудесного в том, что женщины рожают детей? Привезти ограниченное количество порошка и прививать только избранных — не вариант. Слухи о том, что здесь, на севере, мы применяем катализатор без ограничений, рано или поздно просочились бы, а это неизбежный бунт. Нет! Такой расклад тебя категорически не устраивал. И ты отправился в Бункер. Оказался там, судя по всему, очень вовремя. Вадим уже понял, что Бункер буквально трещит по швам, а в инкубаторе наверняка зрели новые зародыши. Скольких детишек ты увез с собой?
— Троих, — сквозь зубы выдавил Шаман. — Ариадну, Борея и Виссариона. Я знаю и помню каждого из детей! Для нас они — великая ценность, окружены добротой и любовью! Мы не учим их драться и владеть оружием, — он кивнул на адаптов, — не заставляем заниматься физическим трудом наравне со взрослыми. Деяния наших детей добры, помыслы чисты и невинны! Я пообещал человеку из Бункера, что никто и никогда не посмеет причинить детям вред, и я выполнил обещание. Это подтвердят в любом поселке.
— Нет, — сказал вдруг Серый. — Одного пацана зимой в лес погнали. Он заблудился и замерз.
— Это единственный вопиющий случай! Глава поселка серьезно наказана.
— Верю. Только пацану, который замерз, от этого не легче.
— А с вашими детьми все хорошо? — вкрадчиво спросил Шаман. — С каждым из них?
— С ка... — начал Серый. И замолчал.
Вспомнил, как год назад в соседней Купавне два пацана в реке утонули. Вспомнил рассказ Лары, незадолго до его ухода, о том, как не сумела помочь роженице: умерли и мать, и младенец. Серый знал, что это не первый случай. И Лара тогда горько сказала, что наверняка не последний.
Кирилл устало вздохнул и потер виски.
— Я не говорил, что у нас все хорошо. Более того — знаю, что и я во многом неправ. Пустил рождаемость на самотек, в результате чего через пять лет после того, как мы начали применять прививки, едва избежали повального голода. Мы не в состоянии дать детям нужный уровень образования и воспитания, медицинского обслуживания. Во многих семьях дети растут, как трава под забором — хорошо, если под присмотром старших братьев и сестер. У родителей не хватает времени, они заняты на полях, в производстве и строительстве. Я очень во многом неправ, и очень многое сейчас переиграл бы. Но, знаешь... Меня ведь тоже когда-то вырастили чистым, невинным мальчиком.