Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
Любой ценой.
И когда Юргу показалось, что цена эта заплачена и победа у них в руках, он услышал короткий крик Гэля:
– Командор! Мона Сэниа…
Он задохнулся жаром всех молний, прочертивших поле боя, – ведь за все эти бесконечно тянущиеся секунды молниеносной схватки он ни разу не подумал о своем сыне и о своей жене.
Он беспомощно оглянулся, пытаясь распознать в коконах одинаковых скафандров знакомые очертания, но это было невозможно, несколько стремительно движущихся фигур уже достигли малых кораблей и скрылись в них, остальные были близки к цели, но в редких хризантемных выхлопах одиночных разрядов, все еще раздававшихся со стороны мака, невозможно было ни опознать, ни пересчитать их.
В отчаянии он перекинул калибратор десинтора на непрерывный широкополосный разряд и, вжавшись лопатками в шершавую выщербленную плиту, раскинул над собой гигантский ослепительный веер.
И только тут заметил сзади – ох, как далеко сзади! – что-то бесформенное, копошащееся, бьющееся. Он мгновенно погасил разряд и бросился туда, почти автоматически отмечая, что и Гэль не бежит к кораблям, а, наоборот, почти во весь рост мчится к Иссабастову маку, наперехват двум последним трассирующим очередям. Он знал, что на этот заслон можно положиться, и теперь все свои силы вложил в скорость – ничего другого не было сейчас важнее: скорость!
Подбегая, он в прерывистом свете редких вспышек увидел мону Сэниа, которая, распахнув свой легкий скафандр, старалась прикрыть им маленького Юхани, а бьющееся и вырывающееся наружу – это был ее сиреневый крэг, яростно выдирающий свои крылья из-под непроницаемой пленки да еще норовивший ударить клювом в лицо.
– Держите ее крэга! – донесся издалека голос Гаррэля, и краем глаза Юрг успел заметить, что его стремительная, гибкая фигура выросла вдруг во весь рост – и исчезла.
И в тот же миг аметистовый стервятник вырвался-таки из своего плена, еще раз ударил куда-то наугад и с мстительным кличем взмыл в ночное небо.
Юрг стиснул зубы, преодолел одним прыжком оставшиеся метры и схватил Сэнни вместе с крошечным попискивающим свертком, упрятанным под скафандр.
– Брось меня, – услышал он шелест сухих упрямых губ. – Брось, я тебе приказываю. Без тебя они не договорятся с Землей, а я теперь в полете – только обуза…
Он побежал к своим кораблям, уже начавшим сползаться, чтобы образовать единый мак, и старался не слушать ее и не глядеть в изуродованное, залитое кровью лицо. Редкие разряды хлестали по земле то слева, то справа – два последних дружинника Иссабаста до конца выполняли приказ своего командора, но темнота не позволяла им сделать прицельный выстрел.
И Гэль им больше не отвечал.
Юрг подбежал к блестящим громадным коконам, уже спаянным вокруг центрального шатрового корабля, и на секунду замешкался: перед ним была непроницаемая поверхность. Но в тот же миг она треснула, образуя овальную щель, и сразу несколько рук протянулись навстречу командору. Он осторожно передал им завернутую в плащ мону Сэниа.
– Гэль остался где-то там, – хрипло проговорил он, переводя дыхание после быстрого бега. – Кто со мной?..
– Командор, мы-то можем это сделать мгновенно, – возразил рассудительный Борб. – Нужно только точно знать, где он.
– Он бежал к маку Иссабаста, прикрывая нас… Гэль! – крикнул он в темноту, сложив руки рупором.
В ответ протянулась прерывистая очередь, и фонтанчики расплавленного камня брызнули у самых ног Юрга.
– Не так, – прошептала мона Сэниа, вставая рядом с мужем. – Гаррэль, королевский лекарь, паж мой!..
Это был не крик и не шепот, – едва отделяясь от губ, слова исчезали, уносясь в безмолвие раскаленных плазменными разрядами каменных плит и душного тления травы. Первая луна вставала как раз за кораблем Иссабаста, и голос, посланный в густую конусообразную тень, тонул в ней и не находил ответа…
…Что-то коснулось помертвевшей щеки, и Гаррэль открыл глаза. Жгучая, нестерпимая боль полоснула по ногам, и ему пришлось отключиться от всего – зрения, слуха, обоняния, – лишь бы задавить эту боль, затянуть ее в тугой пульсирующий узелок, не дать ей овладеть всем телом и сознанием… Удалось. Тогда он снова глянул вверх и прямо над собой увидел плавно кружащегося в вышине розового фламинго. «Гаррэль, паж мой!.. – снова коснулось его щеки. – Где ты, пошли мне свой голос!»
Он попытался приподняться на локте, и снова нечеловеческая боль бросила его обратно, на шершавый холодный камень. Но главное он успел увидеть: там, где эта боль возникала, не было ничего, что могло бы болеть. Вместо ног в пульсирующем свете одиночной пальбы он увидел только запекшиеся, обожженные обрубки.
И тогда в какую-то долю секунды он понял, взвесил и решил все разом.
И то, что его принцесса жива, но ее крэгу удалось вырваться, и теперь он ни за что на свете не вернется к своей владелице.
И то, что она, прекраснейшая в мире, никогда не бросит и не предаст своего пажа, своего лекаря, и всю жизнь будет опекать его и держать рядом с собой – жалкого калеку, человеческий обрубок, который до скончания дней своих будет слышать собственный голос, когда-то произнесший невероятные слова: «Я, Гаррэль из рода Элей, беру тебя в жены и не завещаю никому…»
И еще он понял то, что промолчи он еще секунду – и они все, уже собравшиеся на своем маке и готовые в любой миг покинуть планету, вместо этого сейчас же ринутся в черную тень, под выстрелы, навстречу погоне.
Навстречу гибели.
И это будут его звездные братья. Его командор. Его принцесса.
Он собрал остатки сил, и голос его, одновременно мужественный и юношеский, разнесся над Звездной гаванью:
– Принцесса Сэниа! Я, твой паж и королевский лекарь, был верен тебе до последнего дыхания и никогда не думал, что когда-нибудь попрошу за это награду… А теперь я прошу тебя.
Он перевел дыхание, и страшная тишина распростерла свое покрывало над ночными просторами Джаспера. Даже те двое, что еще стреляли наугад, укрывшись за Иссабастовым маком, замерли, опустив оружие.
– Принцесса! Поклянись мне, что ты выполнишь мою просьбу!
– Клянусь… – пронеслось над опаленными плитами и коснулось его холодеющего лба.
– Тогда прими мой прощальный подарок и улетай немедленно. Я остаюсь здесь. Не отвечай ничего… прощай.
Холодная струя ночного воздуха пахнула в залитое кровью лицо моны Сэниа вместе с этим последним словом, и она почувствовала, как мягкие, невесомые перья одевают ее плечи. И, еще ничего не видя, она догадалась, что это.
Гаррэль из рода Элей отослал ей своего Кукушонка и оставался здесь, чтобы умереть в темноте
