Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
– Ну раз уж мы там Скюзову девку разыскали да отбили, то и твой амулет откопаем, хоть пришлось бы замок по щепочке разнести! – решительно пообещал странствующий рыцарь, в котором наконец-то проснулся былой неукротимый дух. – Прикажи только, княгинюшка разлюбезная!
– Но-но, – командор, уже всерьез занятый копченой олениной, погрозил ему обглоданным ребрышком. – Отставить самодеятельность. Тем более что вероятность такого варианта все-таки мизерна. У нас тут другая идея возникла… Ты как, никуда не торопишься?
– Одно дело и было – так управился, как видишь, побойчее твоих, – тихрианский менестрель самодовольно огляделся, обтер жирные пальцы о штаны. – Больше спешить вроде и некуда, Тихри свою я уж поперек дорог всю облетал, теперь осталось одно: в весенний край заглянуть, где Паянна-сударыня воеводила.
При этих словах Паянна замерла и медленно выгнулась грудью вперед.
– А ничего ль не опасуешься, певчий воробей?
– Это я-то? Х-ха! Сколько дорог пёхом перемерял, а теперь лётом летаю – так чего бояться-то?
– Ну-ну, – неожиданно сбавила тон старая воеводиха, задумчиво рисуя кончиком ножа на скатерти какие-то рунические знаки. – А вот что присоветую я тебе в напутствие: коль решил ты покинуть кров гостеприимный, где и спалось тебе сладко, и пилось-жралось до усеру…
Мона Сэниа не выдержала, тоскливо глянула вверх: солнце поднималось сегодня, как ей показалось, вдвое быстрее, чем обычно. И что это Паянну за язык дернуло?..
А та продолжала, вкрадчиво и даже напевно:
– Так не любо ли тебе дань уплатить посильную, – не унималась воеводиха, – приветить хозяев песнею благодарственной?
– Ну, дань не дань, а песню-то мы с тебя стребуем, – оживился командор. – Иметь в гостях менестреля, и ни тебе баллады, ни серенады, ни как его там… рондо каприччиозо, что ли. В общем, спой, что хочешь.
Харр потянулся через стол, одобрительно хлопнул Паянну по плечу:
– Ну это ты, старая, на отличку придумала – доброй песней день начать. Наперед повеличаю я княгинюшку нашу несравненную…
Все как по команде оборотились к принцессе, которой вроде бы после таких слов надлежало смущенно зардеться. Но она сидела с каменным лицом, моля всех древних богов только о том, чтобы этот завтрак не перерос в настоящее пиршество по случаю прощания с гостем. А тот уже неторопливо навешивал себе на уши какие-то пестрые скоморошьи косички, прилаживал меж сложенных ладоней туго натянувшуюся пленку из рыбьего пузыря. Все ждали, затаив дыхание, Фирюза даже высунула кончик языка.
Удостоверившись во всеобщем внимании, певец поднес к губам стиснутые ладони, набрал полную грудь воздуха и что было силы дунул в щелку между большими пальцами.
Ни с чем не сравнимый дребезжащий, раздирающий барабанные перепонки звук заполнил все пространство Бирюзового Дола, точно разом вздернули за хвосты дюжину охрипших котов; все восседавшие за трапезой отшатнулись в сторону (кроме Паянны, как видно, уже знакомой на родине с подобным музыкальным оформлением певческих концертов); птиц, все еще круживших в поднебесье, как ветром сдуло.
Харр по-Харрада удовлетворенно усмехнулся, словно иного и не ожидал, снова набрал полные легкие и завопил дурным голосом – на полторы октавы выше своего обычного:
Княгинь наш-ша харрша,
Златого стоит елдыша!
Жиг – жа!!!
Оцепенение было всеобщим.
Потом мона Сэниа медленно притянула к себе Фирюзу и прижала ее кудрявую головенку к своему боку. Девчушка взбрыкнулась, вывернулась из ее рук и снова уставилась на певца широко раскрытыми синющими, как у отца, глазенками.
– Паянна, детей пора одевать на верховую прогулку, – наконец-то спохватился Юрг.
– Эй, фазан рыжий, – ухмыляющаяся воеводиха как ни в чем не бывало переадресовала Флейжу приказание командора. – Ты там поближе, тако подсуетись, уважь старуху. А мне еще покайфовать охота.
«Чертова кукла, – с неожиданной яростью подумала принцесса. – Тут волей-неволей перейдешь на мужнин лексикон!»
Менестрель между тем снова прилаживал к губам свой чудовищный инструмент.
– А теперь черед и князя нашего повеличать!
– Гран-мерси, как говорится, за честь, но лучше не надо! – замахал руками Юрг.
– Почто так? – искренне огорчился песнопевец.
– Видишь ли, – командору стало его даже жалко, – у нас принято величать только по торжественным случаям, вот на день рождения, к примеру. А так трубадуры обычно распевали баллады о рыцарских турнирах и славных походах…
– Понял! – обрадовался Харр, и никто не успел ни опомниться, ни уши зажать, как раздался снова чудовищный звук, в котором смешались свист, визг и дребезжание.
Несгибаемые колокольчики окрест полегли.
Неистовый исполнитель тихрианских народных напевов горделиво тряхнул цветными косицами и возопил:
А ехал рыцарь на войну,
Чтоб набить свою мошну:
Не добыл он ни хрена —
Два поломанных копья!
Жиг-жа!!!
Мона Сэниа наградила его благодарным взглядом, в котором при желании можно было угадать: «Ну, в прошлый раз я тебя, как видно, слишком близко забросила…»
Юрг угадал.
– Благодарю за несравненное удовольствие, – проговорил он, внутренне морщась, – звучало-то это донельзя фальшиво, – как-нибудь вечерком, когда дневные заботы будут позади, мы снова усядемся за общим столом, и тогда уж я научу тебя настоящим застольным песням. Идет?
– Обидно, коль не щас, – нахально возразил менестрель. – В весеннем краю, чтоб накормили досыта, придется от дыма до дыма горло драть. Одну бы…
– Ну ладно, одну так одну, – согласился Юрг. – У нас застольные песни звучат примерно так.
Он откашлялся, к собственному недоумению констатируя, что на самом-то деле ни одной застольной толком и не помнит; попытался найти поддержку у жены, но его взгляд натолкнулся на застывший лик, малоотличимый от каменного изваяния, о котором он так восторженно повествовал вчера вечером.
– Значит… Гхм… На-а-лей, выпьем, ей-богу, еще! Бетси, нам грогу стакан…
– Не, не! – замахал руками менестрель. – Так не пойдет. Где ж это слыхано, чтоб за честным столом, купецким аль воинским, похабель такую распевали! «Налей», вишь! Это ведь ты челяди прислужной наказываешь; а разве ж можно в песню слово вставлять, ежели оно к холую подлому обращено? Тебя ж объедками закидают, а то и кубком кованым приголубят! Нет уж, господин мой щедрый, пусть уж каждый своим делом занимается: ты мечом маши, а я песни буду петь величальные да веселительные.
– Ну будя хозяина-то хаять! – оборвала его Паянна. – То-то ты своим делом занимаешься, ишь оружжа за пояс напихал! Да еще, поди, сколь по хоронушкам заначил. Так что кончай хвост распускать, у князя к тебе, кажись, разговор был. Аль нет?
Она оборотилась к Юргу, уже было собравшемуся парировать тихрианские
