Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
– Вот именно, – подхватил Юрг. – До. Но теперь у тебя есть Ю-ю, и вряд ли ты захочешь, чтобы он, как я, вырос сиротой.
Мона Сэниа вздохнула: аргумент был непробиваемый.
– Бросим жребий, – предложила она единственный компромисс, который пришел ей в голову. – Где тут у меня тихрианская монетка?
На Игуане ей сегодня везло меньше, чем на Свахе: очередной полет по жребию достался командору.
Но и ему не улыбнулась лукавая удача, когда на следующий день он в сопровождении Флейжа и Пыметсу отправился к развалинам Трех Часовщиков: поиски не дали ровным счетом ничего, а самолюбивое раздражение заглушило внутренний голос, настоятельно рекомендовавший ему еще раз посоветоваться с женой. Славные дружинники, как ни прививай им инициативу, ничего подсказать не могли и только путались у него под ногами: Флейж – беззаботно ухмыляясь, Пы – обиженно посапывая, что в последнее время вошло у него в привычку. Командор, не желая возвращаться ни с чем, ползал, чертыхаясь, по пыльным осыпям, распугивая крупнокалиберную насекомую живность на радость прожорливым туканярам, которых то и дело приходилось отпугивать световыми разрядами.
Было совершенно непонятно, как здесь может пригодиться найденный Кихом амулет.
Наконец стало ясно, что еще пара часов безрезультатных поисков приведут путешественников только к остывшему ужину. Пожалуй, еще не было случая, чтобы командор возвращался домой в более гнусном настроении.
– Бедненький ты мой звездный скиталец! – В голосе жены он, впрочем, уловил не только сострадание. – Не хочешь ли развеяться? Кони оседланы.
– Знаешь, я сегодня уже намотался… – пробормотал он, выдираясь из ненавистного скафандра, без которого разгуливать по Свахе, где в любой момент можно было ожидать любой каверзы, ему не позволяла привитая еще в Академии осмотрительность космолетчика. – А где Ю-ю?
– Все на море. Навестим?
– Хорошо бы…
На море действительно было хорошо, хотя и прохладно. Паянна, подоткнув свою бессменную юбку и подложив под себя сложенную вчетверо попону, восседала на прибрежном камне, свесив в воду громадные, как и у Харра, ножищи; сам менестрель, не приближаясь к кромке прибоя, возлежал на песочке, и Фирюза безрезультатно пыталась отколупнуть у него с эфеса драгоценный яхонт – в последнее время завистливая девица стала тяготеть к оружию, наблюдая за тем, как ее молочный братец учится владеть тупым деревянным мечом. Сам Ю-ю восседал на широких плечах у Борба, косо поглядывая в воду и выбирая момент, когда будет удобно туда кувыркнуться.
В сторонке, баюкая запеленутого в расшитое одеяльце Эзериса, на бугристых корнях игольчатой ивы пристроилась Ардинька, в своей античной хламидке похожая одновременно и на наяду, и на дриаду.
– Идиллия-то какая, ну форменная Аркадия! – не удержался Юрг.
– Да, – согласилась мона Сэниа, поеживаясь в своем легком сиреневом наряде: лето еще не полностью вступило в свои права. – Такая уж идиллия, что и без всякого внутреннего голоса ясно, что обязательно что-то должно случиться…
– Плюнь три раза через левое плечо!
– А как же с этим… загрязнением водной среды?
– Ты делай, девонька, что тебе говорят, а то беду накличешь, – поддакнула Паянна.
– Вот заплыву подальше, тогда и плюну.
Она нетерпеливо сбросила платье, под которым обнаружился обольстительнейший ярко-лиловый купальник – последняя модель от Кардена, супружеский дар на Восьмое марта. Сей языческий праздник был с единодушным восторгом принят всеми джасперянами, в отличие от Дня Воина, ибо, как презрительно заявила принцесса, для каждого рыцаря существует единственный праздник – это миг победы над врагом.
Она взмыла в небо, чтобы, вообразив себя на миг легкоперым нырком, почти беззвучно кануть в вечернюю потемневшую воду. Она давно уже научилась чувствовать себя на глубине свободно и естественно, ведь это было сродни ее привычному невесомому парению под облаками. Глядя на свою повелительницу, славные дружинники – кроме, пожалуй, Эрромиорга, всецело занятого восстановлением замка, – тоже повадились часами плескаться как на поверхности моря, так и среди шевелящихся куп причудливых водорослей…
Зудящий сигнал тревоги, не пугающий, но настоятельно требующий извлечь что-то из памяти, возник при этой мысли, но шаловливый шлепок пониже спины (и как это Юрг успел доплыть до нее так быстро?) заставил ее рассерженно извернуться, подобно выдре, – и прямо перед собой принцесса увидала лунообразную добродушную морду, лупоглазую и вроде бы даже улыбающуюся. В сумеречной воде едва угадывалось крупное пятнистое тело, слишком неповоротливое, чтобы принадлежать хищнику; но неожиданность была столь велика, что перепуганная купальщица ракетой выметнулась из воды и очутилась рядом с супругом, который еще только-только спускал штаны, вознамерившись окунуться:
– Ой, а там кто-то крапчатый…
Мокрая и взъерошенная, она утратила всю свойственную ей царственность и напоминала сейчас перепуганную земную девчонку.
– Разберемся. – Командор нагнулся за десинтором, который одинаково действовал как в воздухе, так и в воде.
– Стойте, стойте! – вскочила на ноги Ардиень, и тут крупная безухая голова, отдаленно напоминающая кошачью, явила себя из морской пучины и мерными толчками начала приближаться к берегу. – Это же сирвенайя певучая, она мать всех брошенных детенышей! Ее мой батюшка для Юшеньки прислал…
Пятнистая «певучая мать» неторопливо приблизилась к берегу и, шлепнув ластами, наполовину выползла на сушу и перевернулась на спину, выставив белесое брюхо с отчетливыми рядами выпуклых розовых сосцов. Мохнатый свянич, доселе прятавшийся под коряжиной, на которой пристроилась Ардинька, подбежал к уже успокоившейся воде и, ко всеобщему изумлению, забрался на тугобрюхую, точно надувной матрац, тушу. Он мелодично засвиристел и, обернувшись к Ардиени, призывно махнул лапкой. Царевна торопливо развернула длинноногого малыша и опустила его на влажное молочное брюхо; ни секунды не помедлив, он, даже не успев открыть глазенки, безошибочно ткнулся в доверчиво подставленный сосок.
Все потрясенно наблюдали сказочную картину.
– Сирвенайя будет приплывать сюда каждый вечер, – доверительным шепотом сообщила Ардиень, придерживая крошечного обжору за шоколадную попку. – Слаще ее молока на свете не бывает.
– Ты, царевна, Юшку-то вовремя отыми, не давай ему лишку наедать, а то ночью криком изойдется, – ворчливо проговорила Паянна, опасливо подбирая ноги.
Впрочем, взгляд ее прищуренных глаз был отнюдь не пуглив – так, наверное, в ее тихрианском утреннем краю глядели на врага, прикидывая, а не сделать ли из него союзника.
Принцессе этот взгляд почему-то запомнился.
Ардинька между тем смущенно улыбнулась, не желая, видимо, объяснять грозной домоправительнице, что, нянчась сразу с двумя малышами
