Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
Юрг растерянно повел плечами, но Гуен, не очень-то склонная к умозрительному анализу происходящего, снялась со своего насеста и ринулась следом за ушедшими.
– Слушай, поговорила бы ты со своей протеже, – обратился Юрг к жене, тщетно пытавшейся утихомирить орущего младенца.
– Проте… что?
– Же, вот что. У вас, стало быть, это слово непереводимо? Счастливая цивилизация. Пожалуйста, втолкуй этой бабище, что Ардиень-свет-Алэловна – все-таки королевская дочь, и обзывать ее «рыбонькой»…
– У нас же все ее так втихомолку называют, а Харр, бывало, и прямо в глаза именовал. По-моему, она считала это просто ласковым обращением и на фамильярность глядела сквозь пальчики, как и подобает истинной аристократке.
– Ты что, мое твое величество, не понимаешь? Этим туземцам инопланетным только волю дай, они тут всех обхамят и на шею сядут. С прислугой надо обращаться адекватно.
– Что-что? С прислугой? Откуда такие познания, благородный эрл? Не ты ли мне рассказывал, что у вас на Земле…
– Из художественной литературы. Так что расставим точки над i. Я не могу возражать против того, чтобы она некоторое время помогала тебе и Ардиньке кормить и пеленать нашего скандалиста. Но командовать моими людьми, отбирать их личное оружие…
– Ай-ай-ай, командор, и что же это у тебя за воины, если простая бабуля может у них оружие отобрать? Личное притом.
– Дразнишься?
– В кои-то веки повод появился!
– Ну-ну, отольются кошке мышкины слезки – ты еще с ней наплачешься! – пообещал рассвирепевший супруг.
– Что-то пока я наблюдаю только скупые мужские слезы… Ну хорошо. Я с воеводшей поговорю, чтобы она распоряжалась только в детской и на кухне – то есть там, где понадобятся женские руки. Согласен?
– Женские руки! Да во всей Вселенной не найдется больше юбки, об которую обтирались бы еще одни такие лапищи!
– Тс-с-с… Они возвращаются.
Обе женщины, так разительно непохожие друг на друга, возникли из воротец, дружелюбно беседуя, как ни в чем не бывало. Командор возвел очи к лазоревым весенним небесам – это ж надо! И на щеках у Паянны уже красовались какие-то белые загогулинки, вроде японских иероглифов, – сметаной ее Ардинька разрисовывала, что ли?
– Негоже мальцу молоком от двурогой скотины пробавляться, – безапелляционно изрекла воеводша, останавливаясь перед принцессой в извечной своей позе – уперев кулаки в бока, – сыти недостает. Вели отослать Арду-царевну к батюшке, пусть он спроворит к нашему двору молочную рогатиху поудоистее. А не сумеет, так я сама в его стойлах пошустрю.
Юрг тихонечко застонал.
– И вот еще что, – добавила она, принимая от принцессы темнокожего буяна. – Не сказывала ты, как этого молодца неуемного звать-величать.
– Эзерисом.
– Ладно придумано. Светло, солнечно. Эшка, значить. – Похоже, Харров отпрыск стремительно обрастал уменьшительно-ласкательными именами. – Ну снесу его в постелю. Ты токмо павам своим вели, – черный перст обратился в сторону Фируза с Кукушонком, – чтобы громко не мяучили.
Она повернулась и размашисто зашагала по трепещущим колокольчикам, которым вряд ли суждено было выжить там, где ступала ее ножища. Мона Сэниа невольно послала дверному люку мысленный приказ распахнуться пошире.
– Забавно… – задумчиво проговорила мона Сэниа, когда они с Юргом остались наконец одни. – Ты слышал – павы. Стало быть, в наших крэгах она не узнала анделисов.
– Их же никто из тихриан практически не видел: днем они в своих загончиках заповедных дрыхнут, а когда дым сигнальный всем тамошним людям спать велит, то возле мертвецов, как падальщики, собираются. И потом возьми хотя бы Харра – сколько раз он тут на Кукушонка да Фируза глядел, а в стрекозе своей синенькой, которую он из своих кудрей вытряс и пирлюхой назвал, маленького крэга распознать так и не смог.
– И все-таки… Должна бы она что-то почувствовать! Значит, нет у нее никакого колдовского дара. А то я начала это подозревать, глядя на то, как она мгновенно располагает к себе всех окружающих. Вон, гляди, и Ю-ю с Фирюзой на четвереньках за ней ползут – подглядывать. Нет, что ни говори, а теперь мне спокойнее будет улетать на Сваху, оставляя вас всех на ее попечение.
– Я не ослышался? Тебе? Разве сейчас твоя очередь? И потом оставаться тут нос к носу с этой гиппопотамихой… Да лучше с белой медведицей!
– Муж мой, любовь моя, – мона Сэниа сложила руки на груди в молитвенном жесте, – ты смеешься над моими видениями, величая их гаданием на кофейной гуще, но я уверяю тебя: мне вот-вот откроется что-то значительное, что я смогу уловить и понять только там, в тишине и уединении туманной долины. Может быть, мне укажут совсем другое место…
– Сэнни! Одумайся – там нет никого, кто мог бы указывать, иначе я вообще не отпускал бы тебя туда. Я же объяснял тебе: это подсознательные процессы, я ведь тоже в свахейской тишине начинаю так отчетливо слышать свой внутренний голос, словно со мной говорит кто-то посторонний. Я мысленно задаю вопрос – и тут же получаю ответ. Обстановка там такая, к созерцанию собственного пупа располагающая.
– Но я тоже вроде бы получаю ответы! И, насколько я поняла, в последнем был намек на то, что амулеты, которые мы ищем в Урочище Белых Тараканов, оттуда каким-то образом улетели – или были унесены.
– Вот так прямо на твоих глазах?
– Нет, я не знаю, когда и каким образом, но мне это совершенно определенно привиделось в тумане.
– Это просто иллюзия.
– Ты мне не веришь только потому, что не хочешь меня отпускать!
Сзади послышался звук, словно хлопнуло на ветру полотнище тяжелого флага.
– Почто собачитесь, благоверные? – несмотря на тяжесть походки, Паянна приблизилась совершенно бесшумно.
– Да вот нужно слетать в одно место, – тон у принцессы был как у обиженной девочки, – и мы каждый раз спорим…
– Делов-то! Киньте жребий, и вся недолга. – Она пошарила в складках своей необъятной юбки и извлекла что-то вроде посверкивающей бляшки или крупной пуговицы. – Держи, княжна, ты меня ожерельем обдарила, так это тебе взамен.
– Голубое золото!
– Ну а что мне в ём проку… Хоть и приданое энто мое, еще прадедом найденное. Кидай оземь!
Принцесса неуверенно повертела в руках драгоценный кругляш – с одной стороны отпечаталась неровная частая сеточка, на другой было отчеканено хмурое, совсем не тихрианское лицо с определенно зверским выражением. Паянна требовательно кивнула:
– Ну выбирай: рожа или рогожа?
– Рогожа! – торопливо чирикнула принцесса детским голоском и высоко подбросила вверх дареную кругляшку.
Голубой просверк разрезал воздух, точно падающая звезда, и Юрг, подпрыгнув, поймал на лету их новый талисман.
– Ну вот видишь, я была права, – торжествующим тоном возвестила мона Сэниа, глянув на его ладонь. – Рогожка. Да не волнуйся, муж мой, любовь моя, я, как и в прошлый раз, только посижу на уступчике, в туман погляжу. Потом
