Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
Харр обсосал последнюю косточку наскоро обжаренного лесного голубя (а фазаночка была бы помясистее!), откинулся на постели. Что, не нагулялся в Огневой Пади? Судя по тому, как пола кафтана топорщится, то – нет.
– А что, Махидушка, – ухмыльнулся он – впрочем, без всякой задней мысли, – не сгожусь ли я тебе заместо Стража Солнечного? А там, глядишь, и за божком новорожденным дело не станет.
Но тут приключилось то, чего он меньше всего мог ожидать: Махида вся трепыхнулась, как утица, из воды выходящая, потом бросилась на колени подле постели и принялась жарко и липко целовать его руки:
– Как же ты догадался, желанный мой? Я все сказать тебе норовила, да подойду близенько – и испуг берет: ты ведь и за Мадиньку не порадовался…
– Ты что городишь? Орешков дурманных накушалась?
– Да каких орешков? В тягости я!
Оп! Не было ни гроша, да вдруг алтын. Сговорились они, что ли?
– И скоро порадуешь? – спросил он без малейшего энтузиазма.
– За Белопушьем, надо думать, так что нам еще миловаться – дней несчитано!
Он критически оглядел ее, – действительно, со стороны и не подумаешь. У таких, ширококостных, долго еще вся их девичья стать в полной справе. На том и мужья, и родичи дотошливые запросто промахиваются.
– Ладно, коли так – давай сюда, – добродушно пробасил он. – Поздравлю.
* * *
А вот на Мадиньке-тонковеточке уже все было как пером написано. Явилась она на третий день, когда не ждали. Харр, на собственное удивление, засуетился, начал совать ей алые кружала в тряпице; она приняла, не ломаясь, но так, словно на плоту плыла, а все земное на берегу осталось. Золотые глаза ее сияли по-прежнему, но сейчас этот свет не разбегался солнечными бликами вокруг по хижине, а уходил куда-то вглубь ее самой.
– Что, не по нраву?.. – чуть ли не жалобно подал голос менестрель.
– Отчего же? – теплым, воркующим голосом отвечала она. – Только зря ты тратился, господин мой Гарпогар, ты ведь мне уже все заветы свои пересказал и как нарушать их – научил.
– Выходит, нам и говорить не об чем?
– Если хочешь, я послушаю тебя, господин мой.
Нашлась слушательница! Он только махнул рукой безнадежно, вспомнив свои бессильные попытки сформулировать и обосновать то, что он в глубине души называл заветом заветов. Она подождала еще немного, закуталась в теплую шаль белоснежного пуха, вежливо попрощалась.
Он только пожал плечами и впервые почувствовал, что летняя теплынь кончилась, словно очутился он в самом конце тихрианской дороги, под закатным солнцем.
* * *
– Посылай куда хочешь, – угрюмо попросился он у Иддса. – Немило мне на одном месте.
– Что, новый дом не люб?
– Что ты! Обстава богатая, горница кругла, так что весь день солнышко в окна глядит. Лепота.
– Тогда не дергайся. Караваи железные мне доставили, теперь надо соображать, каким таким манером ковачу нашему заказ сделать, чтобы он до поры до времени не раскумекал, что к чему.
Харр почесал лоб под надбровной косицей:
– А подкоряжники не ожидаются?
– По правде говоря – навряд ли. В Медоставе Яром мудродейка отменная: наварила пчелиной сыти – приманка такая дурманная, смешала с кровью человеческой (нашелся телес неугодный) да этой заразой комья хлебные напитала. Едва рассвело, поставила на стену воинов, у которых руки поразмашистей, и этими комьями лагерь подкоряжников закидали. Тут как раз пчелы проснулись, их вокруг Медостава видимо-невидимо, приманку почуяли – и тучами на вонючек лесных! А жужжалки там, прямо сказать, что медвежата летучие, десяток насядет – и дух из человека вон. Так что не думаю, что те, кто в живых остался, успели залечиться…
Придумка была изрядной, и это Харра немного развлекло.
– Сделаем вот что, – проговорил он, чувствуя, что чужая затея заставила и его ум работать попроворнее. – Скажешь лесовику, что надобно тебе отборное дерево на крепкие бороны, вот пусть он сам и укажет в роще, какие срубить. На бороны мы-де насадим железные наконечники, и когда надвинется вдругорядь опасность ратная, этими боронами – колючками кверху – замостим берег ручейный, да и на дно ловушек покидаем. Под такую сказку сколь угодно наконечников наковать можно.
– А ты хитрован, – восхитился амант. – Только вот дочку за тебя я бы не отдал – ты своей жене всю дорогу мозги крутить будешь. Что, не так?
– Будто ты сам без греха… Ну, не надумал еще, куда меня с поручением послать? Побегаю, пока холостой.
Амант потер подбородок, насупился:
– Поручение-то есть, да не про твою честь. Ты не вламывайся в амбицию-то, на это дело нужен мастак, досконально все наши обычаи и нравы знающий. А ты ведь у нас в основном дока по чужим землям да придумкам хитроумным.
– А в чем дело, ежели не секрет?
Нельзя сказать, что ему было так уж интересно, – просто не хотелось возвращаться домой, тоскливо глядеть в зеленый лиственный навес над головой… или в стрельчатое окошечко – на пустую крышу с башенкой посередине.
Амант, мужик прямой, кобениться не стал:
– Есть у нас закон неписаный: ежели два аманта третьим недовольны, могут они суд над ним учинить. Только непросто это: загодя следует гонцов в соседние станы направить, чтобы тамошние правители тайно выслали своих соглядатаев за подозреваемым следить. Вот ежели они вернутся и доложат, что действительно дело суда стоит, тогда из трех станов по три аманта съезжаются и учиняют Девятное Судбище. И его решение непреложно.
– И выше такого судбища ничего не стоит?
Иддс надул щеки, с шумом выдохнул:
– Куда уж выше… Пожалуй, выше-то Тридевятное, только оно не собиралось ни в мой срок, ни в отцовский. Не людские судьбы оно вершит – всеземельные.
Дикая мысль ошеломила менестреля.
– Слушай, Иддс, а не думал ли ты, что и за тобой сейчас кто-то приглядывает? И что это, скажем, – я?
– Коли подумалось бы, так я тебя еще тогда, в сети, придушил бы, – ласково проговорил радушный хозяин дома. – Ну так посылать тебя в Медостав? Оттуда как раз и жалоба.
Харр почесал под бровью:
– Не сгожусь, потому как это мне не по нраву. Так что не взыщи, стеновой, ежели в одно прекрасное утро я сам собой куда-нибудь направлюсь. Душа просит.
– Погодишь, – просто отмахнулся Иддс. – Похолодало, Белопушье скоро. Охота тебе мерзнуть?
– Охота пуще неволи. А через Медостав пройду, очень уж название притягательное. Какой амант там оскоромился?
– Копьевой, что частокольную оборону вкруг стана держать должен. Распустил он своих копьевщиков, половина из них к м’сэймам подалась. Подкоряжники через это чуть стан не захватили.
– М’сэйм… – задумчиво повторил Харр. – Никогда
