Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова

– Это будет, делла-уэлла, – прошептал он, едва шевеля этими помертвелыми от ожидания губами. – Здесь. Сейчас.

И тогда она вскинула десинтор и нажала на спуск.

…Она открыла глаза, когда затихло жужжание десинторного разряда, – видно, сели батареи. Оцмар лежал перед нею в неловкой позе, не успев встать с колен. Таира вытянула шею, тревожно оглядывая его, – в полумраке его темно-зеленая одежда казалась черной, и на ней ничего не было заметно. Но вот на полу… Дура несчастная, раньше надо было жмуриться – тогда, может быть, и удалось бы промахнуться!

– Вот… видишь… – прошептал он с трудом, и с каждым его словом крошечный черный фонтанчик выбрызгивался откуда-то из плеча, – все сбылось… по-моему.

Она затрясла головой, хотя совсем не поняла его слов; почему-то больше всего ее сейчас удивляло, что кровь у него почти черная, а ведь это артериальное кровотечение, перебита плечевая артерия, и каждая минута дорога.

– Помогите! – закричала она. – Кто-нибудь! Помогите!

Раздался протяжный скрип, и из-за спинки парчового кресла поднялась приземистая фигура и не спеша двинулась к ним. Кадьян. Таира вскочила, метнулась ему наперерез, вцепилась в рукав:

– Скорее! Его нужно к анделисам! Они помогают, они воскрешают даже мертвых…

– Нет, – донеслось сзади еле слышно, но твердо. – Здесь. Если… если анделисы… оживят… в другой раз мне… может… и не посчастливится…

Таира оцепенела – только сейчас до нее начал доходить смысл его слов. Так, значит, вот этого он и хотел здесь и сейчас? Кадьян осторожно освободился от ее пальцев, почтительно поклонился, косясь на голубую звезду, и, прихрамывая, направился к своему князю. Поднял его легко, так же неторопливо перенес на кровать. Замер, словно ожидая чего-то, хотя чего тут еще было ждать? Потом с каким-то нечеловеческим бесстрастием произнес:

– Ты умираешь, Полуденный князь.

Эти слова словно разбудили Оцмара.

– Да. Город этот… сжечь. Он… не нужен. То, что ты принес сюда… по моему приказу – в Берестяной… колодец… это и будет жерт… – он закашлялся, захлебываясь кровью, – жертвенным даром… солнцу.

Кадьян поклонился и отступил на шаг. Господи, да неужели они все так и дадут ему умереть? Таира на цыпочках приблизилась к высокому ложу, положила руки на закапанное кровью покрывало. Еще более истончившееся за эти несколько минут лицо обернулось к ней:

– Я сейчас сделал тебе… последний подарок, делла-уэлла… я спас тебя от самого… самого страшного горя… в твоей… жизни…

Она ткнулась лицом в покрывало, чтобы вытереть слезы.

– Зачем ты все это подстроил? Зачем, Оцмар? Ведь я могла бы полюбить тебя… – И в этот миг она верила тому, что говорила.

– Но тогда ты не смогла бы убить меня, делла-уэлла… – произнес он с неожиданной силой, и лицо его начало угасать. – Будь благословенна… неприкасаемая…

И тогда она поняла, что еще должна сделать.

– Дай нож, Кадьян! – приказала она, царственным жестом протягивая раскрытую ладонь в его сторону и не сомневаясь в исполнении своей воли.

Холодная рукоятка коснулась ее. Нож был заточен на славу – густые пряди ее солнечных волос сыпались на постель, едва лезвие касалось их; она собирала их горстями и осторожно укладывала на подушке вокруг головы Оцмара, осеняя ее золотым нимбом, на костенеющие сжатые руки, и невидимое пятно крови, напитавшей одежду. Кадьян стоя поодаль, ждал – не осуждающе, не насмешливо, не покорно.

Просто терпеливо и безразлично.

– Все, – устало проговорила Таира. – Идем отсюда. Сейчас развяжем…

И осеклась. На том месте, где только что возвышалось парчовое кресло, ничего не было.

15. Кто?

– Как ты посмел? – крикнула Таира, ничуть не сомневаясь, чьих это рук дело.

– Я выполнил приказ моего князя, властительница Будур.

– Я тебе не Будур! Сейчас же верни ее обратно!

– Она на пути в Берестяной колодец, и повернуть обратно на этой дороге нельзя.

– Это еще почему?

– Узко, – коротко ответил он.

Как ни странно, но этому простому объяснению она поверила.

– Что же делать? – спросила она растерянно, мгновенно превращаясь в маленькую девочку.

По комнате, еле слышный за капельной немолчной мелодией, прошел неуловимый шелест.

– Выполнять волю покойного князя.

Кадьян, почти не нагибаясь, подцепил длинной, как у гиббона, рукой пару светильников и ловко швырнул их прямо на постель. Таира укусила себя за палец, чтобы не закричать, – разлившееся по покрывалу масло вспыхнуло бездымным огнем, подбираясь к еще не остывшему телу. Кадьян двинулся в обход всей комнаты, опрокидывая светильники ногами или швыряя их в занавеси и гобелены.

В треске разгорающегося пожара снова послышался шелестящий шепот.

– Что это? – вскрикнула девушка.

– Это голос покойного князя. Он велит беречь тебя…

И ей почудилось, что нежный голос одним дыханием, почти беззвучно заканчивает: «…Тебя, делла-уэлла…»

– Возьми свое платье, владычица нашей дороги, – голосом, до тошноты равнодушным, сметающим любое волшебство, посоветовал Кадьян. Это безразличие было до того заразительно, что она чуть было не возразила, что на пожаре один черт – что в платье, что голой; но с горящей постели послышался легкий треск – это занялись тихим пламенем ее собственные золотые волосы, и бессознательный, животный ужас перед огненной стихией погнал ее к оконному проему.

Но на пути как раз было тронное – а может быть, лобное – место, огражденное изразцовой конусообразной стеночкой, через которую было перекинуто шитое жемчугами и самоцветами платье. Она машинально взяла его, и в тот же миг пол под ней зашевелился, точно шкура потревоженного животного, и она почувствовала, что скользит куда-то вниз по узкой, светящейся желтоватым светом трубе.

Она не успела даже закричать, как под ногами спружинила надувная подушка. Сквозь желатиновую поверхность упругих стенок стало видно, что она попала в комнату, где полным-полно народа. Прелестно! И не повернуться, чтобы быстренько натянуть на себя эту изукрашенную хламиду. Всё Кадьяновы штучки: лифт этот дурацкий, когда во дворце полно лестниц, теперь выставление ее напоказ всему народу чуть ли не в чем мать родила, – ну, понятно, подрыв авторитета правительницы. Самому захотелось на трон, или что тут у них при караванном образе жизни. Попадись он…

И точно в ответ на ее гневные мысли соседняя тускло-серая колонна покрылась вертикальными трещинами и вдруг раскрылась, как бутон лилии или, точнее, – банан. Кадьян ловко спрыгнул на пол с амортизирующего устройства – увертлив, шайтан бесхвостый, как обезьяна, – и по его энергичным жестам было видно, что он рассыпает вокруг себя десятки приказов. Стражники, прислужницы – все стремительно расхватывали какие-то короткие палки и выбегали вон, не обратив на Таиру ни малейшего внимания. Или