Иные - Александра Яковлева
Она уже поднесла первое письмо к огню, как вдруг услышала странный звук в коридоре. Катарина замерла. Медленно поднялась и подошла к двери, держа наготове револьвер. За дверью кто-то был — шел почти бесшумно, крадучись. Катарина выждала еще немного. Сердце колотилось настолько сильно, что отдавало в висках.
Точно так же она боялась в тринадцать лет — когда сама кралась мимо спящей ночной санитарки по имени Мария, чтобы вывести Макса на прогулку. Поскольку Макс считался буйным, его не выпускали даже из палаты, не говоря уже о дворе больницы. Но Катарина умела ловко и быстро снимать ремни смирительной рубашки и знала все пересменки дежурных, все укромные коридоры, по которым они могли бы пройти незамеченными. Только Мария могла создать проблемы. Угрюмая и суровая со всеми, особенно с маленькой Катариной, она не уступала по силе крепкому мужчине — а еще была ее матерью. Катарине, которая часто помогала на дежурствах, было запрещено общаться с сумасшедшими. Но Макс не был безумен. Только он смешил ее до слез. Только он говорил, какие красивые у нее волосы и как здорово она лазает по крышам. Макс стал ее лучшим другом, а потом и самой большой любовью. Ее бурной рекой, которая до сих пор затягивала в сладкий, высасывающий последние силы водоворот.
В тринадцать лет она пообещала Максу, что спасет его. В тридцать вытащила из-под взрывов в Мадриде. И вот ей уже почти тридцать пять — а обещание до сих пор перекатывается на языке горьким шариком, который никак не рассосется, не истает весь.
Вся ее жизнь сводилась к тому, чтобы спасать Макса от гибели.
Катарина открыла дверь и выскользнула наружу. Впереди в темноту коридора удалялась какая-то женщина — с короткой стрижкой, квадратными плечами и бедрами, в горчично-зеленой форме.
— Стоять, — сказала Катарина по-русски, наставляя на нее револьвер.
Щелкнул предохранитель. Женщина остановилась. Плавно развернувшись вокруг своей оси, она встретилась лицом к лицу с Катариной, выгнула неопрятную бровь — и без предупреждения выстрелила.
1. «Сказка о том, кто ходил страху учиться» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
1. «Сказка о том, кто ходил страху учиться» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
Борух
В полумраке ничего не видно. Слышно только, как иногда шуршит одежда, как завывает в дымоходе ветер. Как шумно, со свистом дышит сломанным носом Гюнтер. Еще Борух слышал воронов: семья подняла настоящий переполох, встречая незваных гостей.
Сегодня Катарина выбрала странную сказку — про мальчика, которому для чего-то приспичило испугаться. Что это такое, Борух давно забыл. Сказка казалась ему до зевоты скучной, но он прилежно сидел, надеясь, что хотя бы конец будет интересным. Чем закончилась история, он так и не услышал: явился Ганс, всклокоченный и бледный, и зашептал Катарине о том, про что вся семья и так давно знала: они уже здесь.
Борух заметил их еще у берега: враг подходил на веслах, с плеском и уставшим звериным хрипом. Борух поднял крик, стая подхватила — и только тогда Ганс, с вечера дежуривший на обрыве, тоже их увидел. Он сразу побежал в замок, и Борух немного проводил его, паря над головой на широких черных крыльях. Хотя все еще слегка вело после удара, Борух больше не чувствовал боли. Ветер скатывался с перьев. Мощные когтистые лапы прижимались к животу. Клюв разрезал пространство острым ножом. Борух был вороном — и в то же время находился в замке: умывался, чистил одежду щеткой, потом слушал сказку Катарины. История отвлекла его, привязала к телу, и тогда Борух на время снова стал только мальчиком в аккуратной форме и с непослушными кудрями, сидящим на полу у свечи среди таких же мальчиков и девочек. Иногда он встречался взглядом то с тем, то с другим, и у всех в глазах видел одно и то же: внимательный птичий глаз в черном зрачке. Они были его семьей — настоящей. Теперь Борух узнавал их по этому блеску, по оперению и голосу.
Катарина ушла и оставила их в тишине. Кроме Далии, никто не пошевелился: закрыв глаза, все следили за врагами. Их было всего трое. После реки они исчезли где-то под землей, но теперь снова показались — вышли через неприметную дверь во внутреннем дворе замка. Миновали флигель и сад. Поднялись по лестнице. Ганс запер парадный вход, но один из троицы, оглядевшись, вернулся — двери флигеля оказались открыты. Теперь наблюдать за ними с крыши было не очень удобно. Борух слетел, покружил у окон, но больше ничего не увидел. Оставалось только ждать.
— Wodan, fairrawandjan, gif mis handugein, — негромко заговорил Ансельм, и остальные подхватили молитву, которой их научил герр Нойманн.
Борух тоже зашептал. Он знал, что в самой молитве нет особенной силы — без герра Нойманна слова оставались просто словами, к тому же на непонятном ему старом наречии. Но он сразу вспомнил утро, залитую солнцем галерею, и голос герра Нойманна снова как будто зазвенел в голове. Это и впрямь придало сил.
Вот за дверью послышались шаги. Ансельм встал у стены, замерев, с ножом наизготовку. Свет от свечи плясал на остро заточенном лезвии. Вот дверь бесшумно отворилась — Ансельм подобрался, вжавшись в стену. В гостиную заглянул один из троицы — молодой парень. Тот самый, который нашел проход через флигель. Он удивленно оглядел всех в гостиной, только Ансельма не заметил. Оглянувшись, поднес палец к губам и замахал другой рукой: мол, уходите отсюда быстрее. Затем захлопнул дверь так, словно комната была пустой и совершенно неинтересной. Короткий шепот за дверью — и тишина. Но почти сразу послышался скрип половиц — к гостиной подходил кто-то гораздо крупнее. Ансельм, чуть было не вонзивший первому лезвие в висок, снова занес нож.
Дверь открылась, резче, чем в прошлый раз. Огромный мужчина замер в проходе, выставив вперед пистолет. В отличие от первого, он не был удивлен. Его маленькая лысая голова почти утопала в мускулистых плечах, а на лице не пронеслось ни одной эмоции. Возможно, он тоже не испытывал ни страха, ни боли. Возможно, он тоже молился Одину и Тору и ничем не отличался от Боруха, от его братьев и сестер. Вот только они защищали дом, а он был захватчиком — в этом
