Салага - Василиса Мельницкая
Катя немного расслабилась, ощутив мою поддержку. А машина, попетляв по улицам, нырнула за железные ворота и остановилась во дворе, напоминающим склеп. Высокий металлический забор упирался в крышу. Под ногами — плитка, но не тротуарная, а кафельная, вычищенная до блеска, и не единой травинки вокруг.
А домов несколько. Один большой, двухэтажный, из кирпича, с террасой и балконом над ней. В зоне видимости — еще три, поменьше, беленые, с низкими окнами. Матвей называл похожие домики саманными. В одном угадывалась летняя кухня.
Из кирпичного дома вышел мужчина и заорал на наших похитителей. Те что-то закричали в ответ, тыча в нас пальцами. Разговаривали они на чеченском языке, и я не понимала ни слова. Спорщики злились, но не сильно.
— Давай, иди! — Меня толкнули в спину. — Без глупостей!
Я вцепилась в Катю, на всякий случай. Вдруг нас хотят разделить? Но нет, обеих подвели к саманному домику, кликнули Айну и велели идти внутрь.
Кажется, пора кое-что прояснить.
Я задвинула Катю за спину, обернувшись к мужчинам.
— Кто у вас главный? — спросила я.
Те несколько опешили. Успели расслабиться, потому что мы с Катей не сопротивлялись, и вопроса не ожидали.
— Кто главный? — повторила я резче. — Ведите к нему, я хочу с ним говорить.
Сзади зашипели, дергая меня за платье. Не Катя, а молодая чеченка. Вероятно, та самая Айна.
— Дура, молчи! Иди за мной! — прошептала она.
Мужчины дружно загоготали.
— Смешная, — наконец изрек один из них. — Иди, тебя позовут. Айна…
Он резко добавил что-то на чеченском. Девушка не ответила, но быстро втолкнула нас в дом.
— Здесь так с мужчинами не разговаривают! — набросилась она на нас.
— А я сюда не сама приехала, — огрызнулась я. — Я подданная Российской империи, а не личная собственность какого-то зарвавшегося…
Звук пощечины оборвал фразу. Для меня это неожиданностью не стало. Я чувствовала, что Айна злится, и могла остановить занесенную для удара руку. А Катя в ужасе охнула и бросилась к нам.
— Что ты себе позволяешь? — закричала она. — Что тут вообще происходит? Это беспредел! У твоего хозяина будут большие неприятности!
Катю прорвало, и я ее не останавливала. Пользуясь случаем, осматривалась и прислушивалась.
Похоже, мы попали на женскую половину. Или в женский дом? А, может, гарем? Не знаю, как правильно назвать место, где живут женщины. На шум прибежали обитательницы дома, уставились на нас с любопытством.
Айна же неожиданно спокойно выслушала Катю. Ее она по лицу не била.
— У тебя есть выбор, — произнесла Айна, когда Катя выдохлась. — Делаешь, как я скажу, и, если понравишься хозяину, он тебя наградит. Не отпустит, но жизнь твоя будет сладкой. Или сопротивляешься, и тебя приведут к хозяину на цепи, он побьет тебя плетью и продаст рабыней в горный аул. Тебя… — Она ткнула в меня пальцем. — Это тоже касается.
— Нас будут искать, — возразила я.
— Не найдут. Вы поехали в ущелье без проводника и сорвались в пропасть.
— Мы были не одни, — не сдавалась я.
— С мужчинами? Если молодые, отдадут в рабы. Если немощные, убьют.
— Яра… — прошептала Катя одними губами.
Я ощущала ее шок, но в ответ могла лишь кивнуть ободряюще, мол, все будет хорошо. Хотя… Нет, я могла кое-что еще: успокоить ее ментально. Меня исключат из академии еще до начала занятий? Плевать. Я несу ответственность за подругу.
— Так нас отведут к хозяину? — уточнила я, укутав Катю теплыми эмоциями. — Он должен на нас посмотреть?
— Вай, ты такая глупая, да? — рассердилась Айна. — Я все сказала!
— А как его зовут? — спросила Катя.
— Тебе нельзя произносить его имя, — отрезала Айна.
Я чуть не взвыла с досады. Ладно, как-нибудь иначе узнаю. Сейчас же жизненно необходимо кое-что сказать Кате, но так, чтобы наедине. Однако в покое нас не оставят. Другой язык? Они могут знать английский, французский… но точно не латынь!
В гимназии Катя увлеклась изучением латинского языка, и копнула глубже, чем требовала программа. То есть, в основном мы изучали медицинские термины, а Катя пыталась освоить язык на уровне разговорного. Она и нас с Милей втянула в это, уговорив писать друг другу записки на латинском. Я использовала это для тренировки памяти, и сейчас вполне могла сложить пару фраз, наплевав на грамматику.
— Надо потерпеть, сделать вид, что подчинились. Я все объясню, это важно, — выпалила я на латыни.
Надеюсь, получилось связно, и Катя поймет…
— Что ты ей сказала? — взвилась Айна. — Нельзя непонятно!
— Ага, — кивнула я. — Вам можно, а мне нельзя. Ругалась я. Матом. Перевести?
— Харам! — заверещали вокруг. — Харам!
Это слово я знала. «Грех» по-арабски. Ох, не те языки я учила. Но кто ж знал!
Катя едва заметно кивнула мне. Значит, поняла.
То, что происходило после, я предпочла бы забыть навсегда. Поначалу требования Айны были приемлемыми. Нас заставили раздеться и вымыться. Потом пришли девушки с пилочками, щипчиками и маслами. Последние втирали не только в кожу, но и в волосы. Чужие прикосновения бесили, от запахов тошнило. Но самое худшее случилось, когда Айна привела пожилую женщину. И нам велели раздвинуть ноги.
Чтобы подчиниться, мне пришлось твердить про себя: «Думай о Любе. Это ради нее». А как это унижение пережила Катя, я не представляла. То есть, я чувствовала ее эмоции… и не понимала, как она сдерживается. Она, в отличие от меня, о Любе не знала, и страдала, доверившись мне. Я успокаивала Катю ментально, и это тоже помогало пережить унизительный осмотр.
Убедившись, что мы девственницы, Айна побежала с докладом к хозяину. А мне удалось разговорить одну из обитательниц дома и узнать имя того, кто занимался торговлей людьми. Хозяина звали Асламбек Завгаев.
Похищали не всех приезжих. Не трогали тех, кого приглашали чеченцы, так что Мишке и Асе ничего не угрожало. Не трогали пожилых. И тех, кто приезжал по делам, особенно нефтяным. Зато таких, как мы, сильных парней и красивых девушек, «праздношатающихся», забирали прямо с улицы.
Я размышляла, как лучше уйти. Устроить пожар и сбежать в суматохе? Есть риск нарваться на мага. И далеко по
