Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах - Натали Смит
Давно настолько не уставала, но оттягивала и без того недолгий сон, все вглядывалась в небо, где на холодном сине-черном фоне блестели крошечные шляпки звезд. В кармане завибрировал телефон: «Чика, ты не спишь. Поговорим?»
Я покачала головой и не ответила.
На детской площадке под окном, скрытый в тени, стоял мужчина, экран его телефона светился, будто приманивая, и моя темнота тянулась к нему. Но этому не бывать.
Летописец. Заметка № 5
Я не предполагал, что буду настолько рад самым обыденным вещам: мое хобби и сладости, которыми меня балует Яга. Не помню, как меня обратили в камень, лишь обрывок разговора с начальником, а потом уже спасение. Дрожь пробирает от мысли, что мог бы остаться навеки в подвалах. Но я ведь знал, что моя деятельность опасна, и стоило подготовиться, рассказать о своих подозрениях Яге. Однако у нее хлопот невпроворот, не добавлять же новых.
Сегодня я наблюдал, как они с Кощеем слаженно работают, и мне хочется верить, что вскоре в Лукоморье станет меньше страха и больше совести, что те ужасы сменятся чем-то лучшим, пусть и постепенно. Мне кажется, Яга Янина и Кощей Андрей будут отличными руководителями.
Хрустальный сон
— Все при тебе, Ягуся: глаза, чтоб покойников видеть, молнии, чтобы всех в тонусе держать, костяная нога — дать пенделя Корпорации. Ну или стучать ею об пол своего директорского кабинета. — В темноте сверкнули желтые прожекторы глаз. — И желание изменить ситуацию. Нам не стать прежними. Ты не будешь беззаботной студенткой, я не буду подвальным котом. И то, чем мы сейчас заняты, — лишнее тому доказательство.
— Почему я вижу себя пираткой? Разуюсь, повязку на глаз нацеплю — и чем не охотница за удачей Яга Костяная нога? Вместо корабля — ступа. Назову ее «Покорительница неба».
Мы неторопливо шли по снежному полю, оставляя за спиной легкий, стремящийся в темную высь дым. Я добила мерзкое вредоносное кладбище — в его земле не осталось никого, кто еще цеплялся за подобие жизни. Можно поставить очередную галочку в делах.
Возле другого пункта галочка стиралась, сколько ни рисуй. Маркус.
Горка его подарков росла на журнальном столике возле двери. Я не распаковывала, но чувствовала исходящую от них силу: там было старое оружие. Он точно знал, чем меня очаровать, но недооценил упрямство и тот момент, что я не люблю навязчивость.
Он не отслеживал меня по татуировке, кот на это тоже не жаловался, но в одном городе нам станет откровенно тесно, если между нашими персонами не будет поставлена жирная точка-стена.
— А ты точно не родственница Эве? — спрашивал кот, обнюхивая подарки. — Такая хладнокровная. Доставай туфли «месть бывшему».
Кошачий хвост ткнул в коробку с черными лаковыми туфлями на самых высоких каблуках в моей коллекции.
— Вчера уже снег пытался падать, как-то не сезон.
— Да, неудобно… — согласился Бальтазар.
Знал бы он, какая борьба пряталась под маской внешнего спокойствия. Я хотела эти подарки, хотела все до единого! Взять в руки, гордо разложить на видных местах, парочку вонзить в Маркуса — пришпилить его к стене и использовать в качестве мишени. Злость за мою вторую смерть тлела и в минуты слабости норовила вспыхнуть. Мне хотелось поехать к нему в этих великолепных туфлях и разнести всю квартиру, выпустив ярость, чтобы взорвались все лампочки, стаканы и стекла. Как сладко бы они хрустели под каблуками, но…
На то мы и разумные существа, чтобы быть владельцами своих порывов, а не рабами. Стараюсь помнить: у любой злости истекает срок, она притупляется или проходит — иначе нельзя, выжжет изнутри горячкой. Пройдет и эта. Сдаться ей на милость сейчас — доставить удовольствие Маркусу. Он не был фанатом самоконтроля, а уж как рекламировал темную сторону…
«Даже самая чистая сердцем тянется к ней, во тьме страсть гуще».
И тормозов все меньше. Слишком много грез в мнимо всемогущей темноте. Я выбираю середину.
Звонок от Каза застал меня за чисткой зубов глубокой ночью. Автоматически ответила, забыв про щетку:
— Фто флуфилось?
— Рыжуля, ты можешь приехать? У меня Ялия, и, кажется, она окончательно свихнулась. Нужна твоя помощь.
Каз встретил нас в уличной одежде, кивнул в направлении кухни.
Провидица выглядела не просто плохо — ужасно. Давно не мытые черные волосы висели сосульками, темные глаза запали, аристократичное лицо с тонкими чертами осунулось, придавая всему облику изможденный вид. Платье в пол болотно-зеленого цвета скрывало похудевшую фигуру. Она медленно раскачивалась на стуле и бормотала бессвязные слова. Взъерошенный Тоха пытался вложить ей в руки кружку с теплым чаем и конфету — безрезультатно.
— Здарова, — едва обернулся он к нам.
— Надо Ворлиану сообщить! Он тревожился. — Я пыталась поймать взгляд провидицы. Без толку.
— Уже. Баст сгоняла. — Тоха прекратил попытки накормить, вместо этого накинул Ялии на плечи плед вырвиглазной леопардовой расцветки.
— Он ждет вас, — раздался спокойный голос кошки. — Мы с Антоном останемся, а вы идите.
— Потом поболтаем, Трикс? — Бальтазар боднул ее головой.
— Конечно, но сейчас вам пора.
— А чем я могу помочь? — Мой вопрос потонул во внезапном потоке более-менее связных предложений от Ялии.
— Хаос. Невидимый враг рядом. Мир в ужасе, я не понимаю… Не вижу всего… — бормотала она, а потом вдруг цапнула меня за руку так, что обкусанные ногти впились в кожу, и глянула пронзительно, осмысленно: — Ты привратница, не твоя забота здесь, но всех коснется. Я больше не могу, не понимаю, где я. Это сейчас или годы спустя?
Казимир ни слова не сказал, сграбастал ее на руки, как была, в пледе, прижал к груди, и мы отправились к Ворлиану.
* * *
Академия звенела тишиной. И в этой тишине гулкий стук копыт Трехрогого, мои торопливые шаги, шарканье директора, скрежет когтей по каменному полу — все казалось кощунством. Звуки отскакивали от пустых доспехов, напольных ваз, горошинами рикошетили нам под ноги, затем пропадали в тяжелых портьерах.
Ялия тихо бормотала в шею Казимира, и шепот пугал громче криков.
— Сюда, — тихо сказал Ворлиан, отворяя дверь.
В большой комнате с пылающим камином стояли массивная кровать с резными деревянными столбиками, письменный стол, диван и кресла-гиганты, способные поглотить тучную
