но очень опрятную кухню. Он словно специально практически нигде не включал свет, создавая особую атмосферу. Ещё три двери вели в некие комнаты. Из одной доносился звук работающего компьютера и лился мягкий сиреневый свет. Дверь в другую была наглухо закрыта. Редклифф пошёл к самой дальней. Войдя внутрь, он лишь включил небольшой светильник на столе. Комната выглядела миниатюрной, из-за заставленных стен шкафами. В самом её конце ярко светилась большая капсула, в которой кто-то плавал. Она особо ничем не отличалась от тех, которые находились в отделе клонирования. За исключением того, что к этой не был проведён ни один провод и кабель. Рядом с капсулой стояло мягкое кресло, в котором Норман явно любил сидеть и читать книги со стеллажа рядом. Глава «Имира» осторожно подошёл к капсуле. Внутри неё находилась девочка. Ей было от силы лет 10 или 11. В отличие от всех остальных, она была одета в красивое платье, которое в данной жидкости не намокало и выглядело невероятно чудесным. Её длинные золотистые волосы переливались в воде. Черты лица, кончики пальцев рук и ног. Она казалась идеальной. Но девочка не подавала признаков жизни. Она не дышала. Хотя и не казалось, что мертва. Словно это была кукла. Человеческая кукла, у которой чего-то не хватает. Норман подошёл вплотную к капсуле и начал глядеть в её закрытые глаза.
— Здравствуй. Прости…я давно не заходил. Столько дел. Надо будет тебе всё рассказать.
На его лице появилась добрая улыбка. Никто и никогда не видел Нормана Редклиффа таким. Добрым, чистым и приятным. Словно в этом месте он преображался. Мужчина не мог оторвать взгляда от девочки.
— Прости, но у меня пока нет хороших новостей. Наверное…ты уже привыкла. Но…но…я тебе обещаю. Я найду ту самую душу. То самое сердце. Я тебе обещаю. Что ты снова сможешь ходить, говорить, смеяться. И мы обязательно будем вместе.
Норман коснулся губами капсулы, будто целовал девочку в губы.
— Я люблю тебя больше жизни. Я обязательно добьюсь своего. Ты только жди. Обязательно…
Из его глаз пошли слёзы. И печаль покрыла сердце. Норман так давно не плакал. А вокруг стояла полная тишина. Тишина, в которой никто не видел и не слышал его боли. Тишина, в которой он был совсем один. И лишь маленькая девочка, которая «вечно спала», ярко светила в этой непроглядной темноте его собственной боли.
