Красное на красном - Вера Викторовна Камша
Глаза Ричарда чуть не вылезли из орбит, но он послушно проглотил нечто, похожее на жидкий огонь. Сразу стало жарко, боль немного отпустила, зато кабаньи головы на противоположной стене задрожали и раздвоились.
– Закрой глаза. Захочешь кричать – кричи!
Кричать Дикону хотелось, и еще как, но он держался. Юноша не представлял, что с ним творит Ворон. Святой Алан, он вообще почти перестал соображать. Осталась только боль и уверенность в том, что кричать нельзя.
– Всё. – Голос долетал откуда-то издали. Ричард попробовал открыть глаза. Перед ними все плыло и покачивалось, потом в нос ударил резкий отвратительный запах, и в голове немного прояснилось.
– Завтра повязку придется сменить, я пришлю врача, а сейчас отправляйся к себе и ложись. – Маршал дернул витой шнур, и на пороге возник чернявый слуга. – Проводите господина оруженосца в его комнату, ему нездоровится, и пришлите кого-нибудь прибраться.
– До свидания, сударь, – пробормотал Дикон, выползая из кабинета.
2
Врач, горбоносый сухопарый старик, держался с королевским достоинством. Дикон, закусив губу, смотрел в потолок. Было больно, но ни в какое сравнение с тем, что творилось в кабинете Ворона, это не шло. Наконец врач наложил повязку и удовлетворенно вздохнул.
– Ваше счастье, молодой человек, что вами занялся лично монсеньор, иначе быть бы вам без руки, и это в лучшем случае. В Олларии вряд ли найдется десяток людей, способных остановить подобное нагноение, не прибегая к ампутации. Так вы говорите, вас покусала крыса?
– Да, но я прижег рану, а потом намазал бальзамом.
– Вы не прижгли, а обожгли верхние ткани, чем только ухудшили свое положение. Что ж, отдыхайте, завтра я вас навещу.
Отдыхать пришлось четыре дня. Ни маршал, ни кто другой о Ричарде Окделле не вспоминал, хотя юноша и ждал, что его отыщет кузен или Штанцлер. Видимо, переступить порог дома Алвы было выше их сил. Самого герцога юноша видел пару раз в окно, когда тот выезжал со двора на вороном жеребце невиданной красы. Ричарду очень хотелось, чтобы резвость и выносливость коня уступали внешности, и вообще хорошо бы он сбросил всадника, но то, что юноша слышал о кэналлийце, не обнадеживало. Слава Рокэ-наездника уступала разве что славе Рокэ-фехтовальщика, Рокэ-полководца и Рокэ-любовника.
Окажись на месте Дикона любой из унаров, кроме, пожалуй, Валентина, он сиял бы от счастья, но Повелителю Скал покровительство убийцы отца и потомка предателя радости не доставляло. Только б от него не отвернулись Наль и эр Август! Они могут подумать, что оруженосец Алвы их избегает намеренно, ведь про руку знают только Катершванцы, а они уже едут в свою Торку. Дик представил огромных баронов – одного верхом на белом коне, а другого на вороном, и стало еще грустнее. Избавление от Арамоны оборачивалось совсем уж невыносимым одиночеством. Альберто наверняка тоже уехал со своим адмиралом, да и Арно в столице не останется, его эр караулит границы… Ну почему друзья оказались за сотни хорн?[87]
– Господин Окделл, – смуглый паж лет тринадцати склонился в почтительном поклоне. – Монсеньор велит вам одеться и спуститься в вестибюль. Придворное платье подано, вам помочь?
– Нет! Идите.
Вообще-то зря он отказался. Черно-синий наряд не походил ни на облачение унара, ни на то, что Дик носил дома, и юноша не сразу разобрался в покрое; застежки же оказались столь тугими, что одной рукой с ними было не справиться. Выручил слуга, пришедший поторопить оруженосца и не спросясь взявшийся за проклятые петли.
Дикон ожидал, что Ворон отчитает его за задержку, но маршал, не сказав ни единого слова, взлетел в седло, вызвав у Дика смешанные чувства восхищения и злости. Дик дорого б дал и за подобное мастерство, и за вороного мориска, рядом с которым Баловник казался крестьянской лошадкой. В довершение всего надорский жеребчик шарахнулся сразу от вороного и от хозяина. Дик растерянно затоптался на месте, боясь опозориться: рука все еще болела, а ироничный взгляд маршала лишал уверенности.
Выручил Пако, взявший упорно отворачивавшегося Баловника под уздцы. В седле Дик слегка перевел дух и осмелился взглянуть на своего эра. Алва молча направил коня к воротам. Мориску явно хотелось порезвиться, но он смирился и пошел шагом, высоко поднимая точеные ноги. Дик, вспомнив, что место оруженосца слева и на полкорпуса позади господина, попытался пристроиться за маршальским жеребцом, однако Ворон придержал коня.
– Вам, юноша, следовало бы еще пару дней посидеть дома, но сегодня день рождения королевы. По этикету Лучшие Люди являются во дворец в сопровождении семейства и оруженосцев с пажами. От первого Леворукий меня уберег, а вам придется потерпеть. После церемонии можете отправляться куда глаза глядят, только не заблудитесь, Оллария – город большой.
– Слушаю, эр… – пробормотал Дикон, пытаясь совладать с Баловником, никак не желавшим идти ноздря в ноздрю с Моро. Жеребцу настолько не нравилось соседство, что юноше пришлось вести его в шенкелях. – Если эр позволит…
– Ричард Окделл, – прервал Алва, – называйте меня монсеньором или господином Первым маршалом. Мне все равно, но другие вас не поймут. Для Людей Чести я не эр, а враг и мерзавец, а для противной стороны враги все, кто произносит слово «эр», так что вы оскорбите и тех, и других.
– Слушаюсь, монсеньор.
– Годится, – кивнул герцог и тронул своего вороного – разговор был окончен.
Дик вздохнул и позволил норовящему не то пригнуться, не то съежиться Баловнику пропустить страшного мориска вперед. Итак, обязанностей у свежеиспеченного оруженосца не имелось, вмешиваться в его дела Ворон не собирался, можно было делать что хочется и встречаться с кем нравится. Все повернулось лучше не придумаешь, но отчего-то стало очень обидно.
3
Те, кто создавал королевский дворец, знали цену и благородству, и величию. Роскошь не давила. Утонченная резьба, прекрасные статуи, изысканные сочетания цветов и узоров не ошеломляли, не унижали, а вызывали трепетное восхищение. Как поляна цветущих ландышей весной или тронутая позолотой березовая рощица в дни Осенних Ветров. Дику то и дело хотелось задержаться и рассмотреть привлекшую его внимание картину или шпалеру, но Алва быстро шел вперед, односложно отвечая на многочисленные приветствия. Ворон не замечал ни окружавшей его красоты, ни заговаривавших с ним людей, большинство из которых были одеты столь ярко и роскошно, что у Ричарда вскоре зарябило в глазах.
– Добрый день, Рокэ. – Кто-то пожилой и грузный заступил им дорогу. – Мы надеялись, вы хотя бы сегодня измените черному.
– Приветствую вас, маркиз, – слегка наклонил голову Алва. – Уверяю, я могу выразить свою любовь к ее величеству иным способом.
В глазах маркиза
