Красное на красном - Вера Викторовна Камша
2
Луллак и Мильжа в сотый раз призывали проклятья на голову Рокэ, Адгемара, придурков-казаронов, умудрившихся растоптать самих себя, и сбежавших гайифских ызаргов. Робер Эпинэ старался не слушать, но помимо его воли в разум раскаленными иглами вонзалось:
– Если б эти каплуны не бросились за золотом…
– Если б гайифцы умели стрелять…
– Если б твой дядя…
Если бы, если бы, если бы!.. Закатные твари! Если б Рокэ Алва не был лучшим полководцем Золотых земель, если б Лис не решил с его помощью сократить количество казаронов, если бы бириссцы понимали, что пехота, кавалерия и артиллерия должны быть одним целым… Ну да что теперь махать руками! Сейчас важнее узнать, что сделает Ворон.
Адгемар боялся погони, а Луллак – что ее не будет, и был прав. Чем дальше в глубь Кагеты зайдет армия Талига, тем легче будет с ней справиться. Нужно избегать сражений, устраивать ночные вылазки, используя известные только местным тропы, и послать за помощью в Гайифу. Через месяц-два начнутся холода, перевалы станут недоступны, и Рокэ окажется в ловушке, вернее, оказался бы, потому что он и не думал гнаться за отступавшим врагом. Ворон не мог не понимать того, что очевидно племяннику казара и будущему маршалу при будущем короле, хотя непохоже, чтобы Альдо приблизился к трону.
Раздалось знакомое постукивание, и на столе под самым носом Робера возник Клемент. Будь приятель иного племени, можно было б сказать, что он окрысился, но говорить такое про крыса… Эпинэ полез за лепешкой, однако Клемент наотрез отказался от излюбленного лакомства. Талигоец отвернулся к окну, но его крысейшество и не думал отступать, то подбегая к хозяину и хватая его зубами, то возвращаясь к двери и не забывая злобненько шипеть.
– Не хочешь – не надо, – буркнул Робер и вышел, едва не задев головой притолоку. Дом, в котором они расположились, считался большим и богатым, но в глазах талигойца был и оставался сараем.
Когда Робер пересекал внутренний двор, сумасшедшая рабыня выползла из своей конуры и закричала. Эпинэ ускорил шаги – он боялся старухи, хотя, возможно, она старухой и не была. Маркиз не мог понять, сколько безумной лет – тридцать или шестьдесят. Иссохшая, с невообразимым колтуном на голове, одетая в лохмотья, она забиралась на крышу своей халупки и сидела, обхватив колени и подвывая. Милосердие требовало ее убить, но талигоец раз за разом проходил мимо, делая вид, что все в порядке.
Сумасшедшие рабы в здешних краях ценятся дороже девственниц и сильных, здоровых мужчин. Безумец на цепи отпугивает от дома зло. Эта женщина кричит и воет не потому, что с ней плохо обращаются, кто знает, в каких дебрях блуждает ее душа. По некоторым словам Робер догадался, что перед ним – талигойка, но сошла она с ума во время набега или была такой от рождения, он знать не мог.
В деревне было несколько сотен рабов и рабынь. Иноходец старался обходить их десятой дорогой и не раскрывать при них рта. Помочь пленникам он не мог, по крайней мере сейчас. Сможет ли потом? Эпинэ надеялся, что да, он поговорит с гоганами – пусть талигойцы вернутся домой, зная, что обязаны свободой Альдо Ракану. Енниоль должен сделать для них хотя бы это, ведь многие угодили в неволю по его вине…
Впрочем, бириссцы похищали людей и грабили талигойские и гайифские караваны и прежде, просто этим занимались молодые мужчины, которые разбоем доказывали свою доблесть старикам и собирали деньги на женитьбу и дом. Сумасшедшая жила в селе семь лет. Когда ее привезли и посадили на цепь, Енниоль еще не думал о Раканах, а теньент Эпинэ знать не знал, что дед решит примкнуть к восстанию Эгмонта. В том, что случилось с этой женщиной, они с Альдо не виноваты, но легче от этого не было.
Как всегда, когда становилось особенно тоскливо, Робер пошел к лошадям, пасшимся на прибрежном лугу. При них было несколько юношей, которым только еще предстояло поседеть. На противоположном берегу горели костры, там разбил свой лагерь Адгемар. Утром Роберу предстояло отправиться к казару, но сейчас о Лисе думать не хотелось. Талигоец медленно шел вдоль берега. В горах прошли дожди, и расшалившаяся Бира весело скакала по камням, то и дело осыпая человека холодными брызгами, но по здешней духоте это было приятно.
Ночь вообще выдалась дивная – сияли звезды, ветерок шевелил ветви старых карагачей, донося запах полыни и меда, а над дальними холмами висел лунный коготь. Скоро очередная священная ночь, и Мэллит выберется из дома, чтобы увидеть своего принца. Эпинэ надеялся, что у Альдо хватит благородства не злоупотреблять чувствами девушки, но гоганни была красива, слишком красива… Только б «первородный» ее не обидел!
От мыслей о Мэллит Эпинэ оторвало встревоженное ржанье, смешавшееся с собачьим воем. Кони, не обращая внимания на молодых бириссцев, сгрудились посреди луга. Они были явно встревожены. Рокэ? Вряд ли.
Робер с детства занимался лошадьми и не сомневался, что поймет их всегда, но сейчас растерялся. Боевых скакунов что-то пугало, и это что-то не было ни чужаками, ни хищниками. Однажды Роберу довелось спасать лучший отцовский табун от степного пожара, тогда кони вели себя похоже. И собака воет…
– Гост панимает, чего они хочут? – Молодой бириссец казался встревоженным.
– Нет, – покачал головой Робер, – но что-то не так.
Что-то и впрямь было не так. Клемент встревожен, как и лошади, и собаки…
– Снимайте путы и гоните всех в деревню! Пусть кони будут под рукой у всадников.
Робер ухватился за гриву своего солового и вскочил тому на спину. Шад Второй затанцевал, порываясь пуститься вскачь, и маркизу стоило немалых трудов его успокоить. Шад укоризненно обернулся на хозяина и плавным галопом помчался в село, откуда раздавался непрерывный собачий вой. Воем и цокотом копыт была заполнена вся ночь. Закатные твари, вот оно! Все дело в Бире, вернее в том, что она замолчала. Эпинэ прислушался – так и есть, река иссякла. На всякий случай талигоец подъехал к самому берегу. Лунный свет играл на мокрых камнях, кое-где поблескивали лужи и лужицы – и всё!
Хорошо хоть лошадей напоили, а то колодцев тут не роют, но что случилось с рекой? Конечно, Бира не Данар и не Рассанна, но вот так взять и
