Стеклянный город - Мария Сергеевна Руднева

Вроде как Таласс обещал это утро ему… Он спохватился и приглушил зреющую на душе ревность в самом зародыше. Ведь Таласс — не последний человек в городе, занимает управляющую должность, сколько же у него должно быть дел! Он и так очень добр…

Поэтому Хью решил, что не будет на него сердиться, наоборот — предложит помощь, чтобы Таласс не посчитал вдруг его обузой. К тому же Таласс говорил, что Хью надо найти свое место в городе.

Мысль о стекольной мастерской потускнела.

Найти свое место… А если он его уже нашел? Если сможет стать помощником Талассу? Вот это было бы не плохо!

Но говорить о таких вещах вслух при Генрихе не хотелось.

В конце концов, решил Хью, глядя, как хмурится Таласс, сжимая в руках стеклянный стакан с дымящимся кофе, все разговоры могут и подождать.

— Идем. — Таласс встряхнулся, словно отгоняя тяжелые мысли. — Не против, если срежем путь, чтобы побыстрее успеть? А то морозно.

Хью прекрасно понимал, что срезать Таласс хочет, чтобы поскорее встретиться с Генрихом, но тут же вспомнил о принятом решении не обижаться.

— Конечно, — кивнул он, — сделаем все, как скажете вы.

— Вот только не надо вот этого! — рассмеялся Таласс, и Хью почувствовал, как камень падает с души.

Ничего серьезного не произошло. Просто какие-то рядовые проблемы.

— Буду должен тебе прогулку. — Таласс положил руку ему на плечо и заглянул в глаза. — Просто чуть позже, хорошо?

— Конечно. — Хью почувствовал, что за улыбкой Таласса все еще кроется беспокойство, но решил, что чем спокойнее будет Талассу рядом с ним, тем быстрее тени развеются.

Потому ему проще — лучше — выгоднее стать островком спокойствия, а не задавать вопросов.

И он первым двинулся вверх по улице.

Бритт снился город. Она стояла на дороге, освещаемой лишь зелеными фонарями, и смотрела, как из темноты в легком ореоле танцующих снежинок проступают силуэты городских стен и башен. Город был старым — очень старым. Подойдя ближе, она увидела, что на обветшалых башнях растет мох, а на воротах сидят огромные черные птицы.

Откуда-то Бритт точно знала, что от птиц надо держаться подальше. Но куда было деваться? Ей нужно было в город. Она это знала.

Неожиданно на городской стене начали зажигаться огоньки. Сначала один, за ним — другой, через мгновение — третий, и вот уже целые пучки, охапки желтоватого цвета очертили силуэт стены.

Город мгновенно преобразился: из печальной готической развалины превратился в пряничный домик с рождественских открыток. Даже птицы потеряли свой жуткий облик, превратившись в подобие тауэрских воронов — символ, не больше. Какую опасность может представлять символ?

Бритт почувствовала облегчение.

В самом деле, из-за чего она так напугалась? Видно же, что город приятный и светлый. Конечно, ей туда надо.

Всем туда надо.

Только в такой город и надо стремиться, раз уж угораздило родиться на планете Земля, суровом и нелюдимом месте, что иронично в условиях того, что только на ней и обитают люди. Только она им, кажется, не рада — иначе как объяснить серое уныние будней, от которого не спастись даже с помощью самых ярких красок и самой дивной музыки…

Стоило подумать о музыке, как Бритт услышала и ее.

Тонкий, тихий, едва различимый на грани восприятия скрипичный плач проникал в ее сердце и наполнял радостью встречи, настолько долгожданной, что о ней уже давно успела позабыть и сама Бритт, и ее гостеприимный визави.

Кто он?

Она определенно когда-то знала. Смутные воспоминания ворочались внутри нее, как полузабытый сон, взбудораженный скрипкой. Но уловить образ никак не удавалось, и Бритт оставила попытки и просто пошла вперед.

Путь до города не уменьшался — если поначалу Бритт двигалась с энтузиазмом, то теперь идти стало тяжелее, дорогая тяготила ее. Словно она двигалась сквозь вязкое болото.

— Эй! — рассердившись, крикнула Бритт. — Ты хочешь меня видеть или нет?!

Птицы, все как одна, разинув клювы, каркнули громко и злобно. От этого звука мурашки побежали по спине. Тон музыки изменился: стал вопросительным, ожидающим.

— Да я не могу к тебе прийти! — вновь крикнула Бритт, даже не понимая, с кем ведет беседу.

Скрипка вновь поменяла тон, и невидимое болото отпустило Бритт так же неожиданно, как и захватило в плен. Обрадовавшись вернувшейся возможности свободно двигаться, Бритт поспешила к воротам. Больше никаких препятствий на пути не встретилось — однако Птицы продолжали кричать, глядя на нее желтыми неподвижными глазами.

К воротам вел подъемный мост, который нынче был опущен и перекинут через небольшой, давно пересохший ров. Пространство между двумя башнями было перекрыто решетчатыми воротами, которые поднимались с той же скоростью, с которой двигалась Бритт — так, чтобы открыться до конца ровно в тот момент, как она ступила на мост.

Скрипач ждал ее по другую сторону ворот.

Скрипка в его руках покрылась инеем, струны дрожали, но смычок ходил по ним плавно и нежно, и мелодия лилась чистая, без нотки грубой фальши. У скрипача были светлые волосы, доходящие ему до плеч, вьющиеся непослушными кудрями, и ничем не скрепленные. Ветер трепал их, приводя в беспорядок, но скрипачу не было до этого дела.

Бритт подумала, что никогда не встречала — разве что как-то во сне — такого красивого человека.

А посмотрев в его раскосые, ясные, как весеннее небо, глаза, она поняла, что всю жизнь стремилась попасть к нему. Ей надо к нему.

Она шагнула вперед и ощутила, как сдвинулись горы, закрывая ее от мира, оставляя только путь через ров к воротам, в дивный город, переливающийся — теперь она видела — всеми красками мира, существующими и вымышленными, и даже теми, до которых не додумалось человеческое воображение.

Скрипач играл.

Подойдя ближе, Бритт услышала смех, детский, юношеский,