Магнолия императора - Лю Ляньцзы

Я подняла голову, и наши взгляды встретились. Он смотрел на меня немного рассеянно и мечтательно. Его блестящие черные глаза были похожи на омуты, в которые хотелось нырнуть с головой. Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга, но в какой-то момент он осторожно дотронулся до моих волос и вынул цветок магнолии, который я совсем недавно в них вставила.

– Необычное украшение. – Сюаньлин ласково улыбнулся мне.

Он положил цветок на стол и вынул из прически все шпильки. Волосы черным потоком ринулись вниз. Тепло его дыхания становилось все ближе и ближе…

Семь вечеров подряд повозка Фэнлуань останавливалась у ворот дворца Танли, чтобы отвезти меня в восточную комнату дворца Июань. Сюаньлин был со мной очень ласков. Нежность переполняла его глаза, подобно весенним водам, наполняющим пруд Тайе. И я уже начинала привыкать видеть в них свое отражение, а запах амбры постепенно проникал в мои кости и кожу.

Никогда еще не было такого, чтобы наложницу вызывали семь дней подряд. Даже наложница Хуа, которая раньше пользовалась необычайной благосклонностью императора, посещала его покои не более трех ночей кряду. Вскоре все в гареме поняли, что недавно возвышенная наложница Вань стала любимицей императора и его самой желанной женщиной. Наложницы и слуги начали еще больше усердствовать в лести и угодничестве. Даже к моим служанкам стали относиться совсем иначе. Но я сразу же предупредила их, чтобы не смели задирать носы.

На седьмой день я снова отправилась к императрице, как того требовал этикет. Когда я прибыла, я увидела, что на аудиенцию пришли почти все наложницы. Мне стало неловко, хотя я не опоздала и пришла вовремя. Согласно правилам, нам надлежало сесть рядом с теми, кто был того же ранга, и переброситься парой вежливых фраз. На это выделялось немного времени, после чего нас отпускали восвояси.

Когда мы с Мэйчжуан, держась за руки, вышли из дворца Фэнъи, я увидела чуть впереди наложницу Хуа и наложницу Ли. Мы вежливо поприветствовали их низким поклоном. Госпожа Хуа разрешила нам подняться, а наложница Ли обратилась с такими словами:

– Дорогая моя сестрица Вань, обычно ты приходишь к императрице спозаранку. Почему же сегодня так запоздала? Я очень удивилась.

Меня смутил ее вопрос, но я постаралась улыбнуться и вежливо ответила:

– Сестрицы, мне надо брать с вас пример. Вы такие прилежные, а вот я немного ленива.

Наложница Ли усмехнулась:

– Никто не осмелится обвинить тебя в лени. Ты несколько дней подряд трудилась, ублажая нашего императора, в отличие от нас, кто все эти дни бездельничал.

Я почувствовала, как от злости у меня краснеют щеки. Гуйпинь Ли вела такие откровенные разговоры и совсем не стеснялась! Если я это стерплю, то она почувствует вседозволенность и так и будет говорить все, что взбредет в голову.

– Сестрица Ли, ты давно уже служишь императору, и я уверена, что ты прекрасно помнишь правило «нельзя говорить непристойности».

Лицо гуйпинь помрачнело, она разозлилась.

– Я же во дворце совсем недолго, поэтому еще не во всем разобралась, – сказала я, наигранно улыбаясь. – Если я скажу что-нибудь не так, я очень надеюсь, что сестрица гуйпинь проявит великодушие и не будет обижаться на непутевую младшую сестру.

Гуйпинь Ли бросила взгляд на наложницу Хуа. Она не осмелилась грубить у нее на глазах, поэтому ей пришлось утихомирить свой гнев и натянуто улыбнуться.

Фэй Хуа в этой ситуации была простым наблюдателем. Она никак не отреагировала на нашу перепалку. Когда мы замолчали, Хуа повернулась к Мэйчжуан и сказала:

– Насколько я знаю, пинь Хуэй в последнее время ничем не занята. Я хотела бы узнать, не найдется ли у тебя времени переписать для меня «Изречения Конфуция о женщинах»? Сейчас самое время напомнить жительницам гарема, что они должны вести себя как приличные женщины и быть осторожными в своих словах и поступках.

Мэйчжуан покорно сложила руки на талии и поклонилась:

– Если матушка прикажет, то я подчинюсь. Вот только не знаю, как скоро это надо сделать.

Наложница Хуа сделала вид, что задумалась. Какое-то время она поглаживала свою щеку, а потом сказала:

– Это не к спеху. Можешь переписывать не спеша. Когда мне понадобится копия, я пошлю к тебе служанку. Кстати, я так погляжу, что пинь Хуэй сильно похудела. Наверное, это потому, что император давно ее к себе не приглашал.

Моя подруга смутилась, но держалась с таким же достоинством, как и всегда.

– Матушка Хуа, ты шутишь? Просто зимой я носила теплую одежду, а сейчас наряды стали гораздо тоньше, поэтому и кажется, что я немного похудела.

Наложница Хуа посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Мэйчжуан и улыбнулась.

– Вот оно как, – задумчиво произнесла она. – Пинь Хуэй и пинь Вань до сих пор дружат. А я-то думала, что пинь Хуэй расстроится из-за того, что теперь император дарит всю свою любовь наложнице Вань. – Хуа снова посмотрела на меня. – Пинь Вань умная и привлекательная девушка. Неудивительно, что она так сильно понравилась государю. – А потом снова перескочила на другую тему: – Не надо забывать, что пинь Хуэй и пинь Вань как родные сестры. Став фавориткой императора, наложница Вань не забудет о своей сестре и всегда ей поможет. Вы как наложницы императора Лю Бана, госпожа Гуань и Чжао Цзыэр [93], которые дружили и всегда поддерживали друг друга.

Я чувствовала агрессию в словах наложницы Хуа. Они разили не хуже острых клинков. Я и сама не знала, расстроилась ли Мэйчжуан из-за того, что я стала фавориткой императора, или нет. Я посмотрела на нее, а она посмотрела на меня. Когда наши взгляды встретились, мы поняли, что наложница Хуа намеревалась нас поссорить. Мы улыбнулись друг другу, понимая, что ей это так просто не удастся.

Мэйчжуан посмотрела на фэй Хуа и скромно сказала:

– Матушка, ты ведь сама велела мне переписать «Изречения Конфуция о женщинах», чтобы образумить наших сестер-наложниц. Я прекрасно знаю, что ревность и ненависть вредят добродетели женщины. Я хотя и не самая умная девушка, но ни за что не буду вести себя так, чтобы меня упрекали в плохом поведении.

– В твоей добродетели нельзя усомниться, но ты не можешь поручиться за других. Я прожила в гареме уже достаточно и много раз видела, как женщины хладнокровно изменяли своим же принципам, – с прохладой в голосе сказала госпожа Хуа.

Все это она говорила не просто так, а на что-то намекая. Прежде чем Мэйчжуан успела ответить, я выступила