Надежда тебя не покинет (СИ) - Ольга Шах
Мой взгляд поднялся вверх, изучая тело любимого мужчины. Мысленно потрогала плоский живот, выпуклую грудь и застряла. Вот этот шрам на боку я уже видела, он явно от пулевого отверстия, пуля удачно прошла, не задев печень, зато подарив безобразное рваное выходное отверстие, а этот узкий шрам на левом плече от ножевого я раньше не замечала. Кажется, будто лезвие задело неглубоко, вскользь. Я осторожно провела пальцами по шраму, заставив мужа вздрогнуть и повести плечами, как от холода.
— Боюсь, что я не идеален, — прошептал супруг с горькой усмешкой.
— Ты — самое красивое, что я когда-либо видела в этой жизни и я нахожусь в курином обмороке от того, что всё это великолепие досталось сегодня мне, — решительно заявила я, наклоняя его к себе и беззастенчиво целуя в острые ключицы.
— Оно всё твое с того самого момента, как я тебя увидел тогда в больнице, — усмехнулся Дима, взял меня за подбородок и заставил поднять на себя взгляд. — Я люблю тебя!
Я же, чувствуя себя коварной обольстительницей, сама потянулась к его губам, заставив замолкнуть на полуслове. Все признания потом. У меня тут муж стоит неодетый…
Глава 35. Прелести самостоятельной жизни
Глава 35. Прелести самостоятельной жизни
— Ну, кажется, всё! — деловито бормотал Дмитрий с сосредоточенным видом загибая пальцы, затем перекинул свою сумку с одного плеча не другое. — Вроде бы ничего не забыл… так, про приложение такси рассказал… как пользоваться электроприборами, показал, на курсы записал, впрочем, этот и так понятно…
Я молча кивала, пытаясь стоять ровно, упрямо подняв подбородок и стараясь не показать, как я огорчена его отъездом. Понимаю, что за Отчизну постоять — каждого воина долг святой и противиться тому я не могу. Но всё равно тревожно мне и боязно, что вдобавок к старым шрамам на теле моего мужа появятся новые.
Поэтому я кивнула, опасаясь, что он сможет ощутить обуревающие меня чувства, и уныло пробурчала, что я со всем справлюсь, не стоит обо мне тревожиться, пусть лучше там, на западных границах Родины, побережёт себя.
— У меня всё будет замечательно, — твердила я, уверенно кивая и совсем так не думая, конечно, — Лидия Викторовна угрожала навестить меня, коли я заскучаю, опять же, впереди поступление в медицинский ВУЗ, подготовка у меня в разгаре…
Я обняла мужа, прижалась к его тёплой груди, и тихо вздыхая, старалась передать всю любовь к нему, а также надежду на то, что он вернётся живым и здоровым. Вернётся домой, туда, где его ждут, любят и верят, что всё будет хорошо.
Наконец, прощание закончилось, Дима запрыгнул в грузовик и ободряюще поднял кулак. Я, отвернувшись и уже не сдерживая слёз, прошептала: «Пусть надежда тебя не покинет!».
Гораздо позже, вернувшись домой и уставившись в темноту за окном, просидела так какое-то время, подтянув ноги к животу и положив лицо на согнутые колени. Когда я была маленькой, мне казалось, что так я отгораживаюсь от всего мира, и ничего мне не страшно. Но то было раньше… а теперь я не одна, у меня есть мой муж, ради которого я не должна разнюниваться, пережёвывая свою тревогу. Так что я решительно сползла с высокого стула, подошла к стене, на которую под горестные причитания возлюбленного супруга присобачила весьма отвратную картинку с двумя милующимися собачками (а она на самом деле была верхом дурновкусицы, тут я с ним согласна), под которой был начертан календарь на целый год, и зачеркнула сегодняшний день карандашом. Итак, ещё осталось сто пятьдесят три дня. Ерунда, переживём, и это с учётом того, что руководство оторвалось на всю катушку, как говорит Дмитрий!
После чего со вздохом раскрыла свои записи, сделанные корявыми печатными буквами, которые я делала во время подготовки к курсам:
— Уровни организации структуры тела на современном этапе эволюции… — скучным голосом лучшей ученицы класса забубнила я, при этом прочитанное не откладывалось в моём сознании, а мысли всё возвращались туда, к мужу, и оттого становилось всё паршивей, а мои занятия биологией чудились мне редкой глупостью и пустой тратой времени.
Однако, я подавила в себе малодушное желание бросить тетрадь на пол и вновь уставилась в неё невидящим взглядом. Чувство ужасного подсказывало мне, что я должна взять себя в руки хотя бы для того, чтобы однажды на моём пороге не появилась свекровь, как она и угрожала сделать в том случае, если почувствует мою хандру. Я подошла к вопросу этого визита с крестьянской основательностью и эгоистичной дотошностью, рассмотрев его под всеми углами, и решила, что профиту мне с того будет мало, а потому покорно пододвинула к себе тетрадь и продолжила бубнить себе под нос:
— Господствовавшее ранее идеалистическое мировозрение провозглашало творцом всей природы Бога, что не соответствует действительности, конечно же… согласно современному материалистическому учению высокоразвитые организмы никто не создавал… Что за глупости, в самом-то деле? Как мне припоминается, в нашей больнице даже во времена Второй Мировой войны, когда на этом месте располагался военный госпиталь, медицинский персонал предпочитал инструменты кипятить с молитвой на устах. Оно и для души приятственно, и бактерии гибнут, что отрадно…
Много, слишком много мне предстояло осознать и принять, выучить, как «Отче Наш», для того, чтобы полностью влиться в это общество. Но я смогу, у меня всё получится… прочитала как-то в интернете нелепую книжку про то самое… про попаданку в другое тело, как у неё всё славно, быстро и без усилий вышло. И привыкание, и осознание, и обустройство прошло словно мимо неё, с одной только присказкой: «Я дочь Бориса Климова, а не босяка какого-нибудь!». Глупость несусветная, одним словом. А я тут сама, своими усилиями, корплю над теорией! Эх, жаль, что всё же я не дочь Бориса Климова, глядишь, и ересь бы читать не пришлось! Пришла бы на экзамен, а мне сразу: «Каков ваш опыт лечебной деятельности?». «Порядка ста пятидесяти лет!», — степенно ответила бы я. — «А ещё до того слушателем Высших женских медицинских курсов при патронаже самих монарших особ числилась. Тоже не хвост собачий!». «В магистратуру! Срочно в магистратуру Надежду Фёдоровну!» — завопили бы все члены приёмной комиссии и просительно бы посмотрели на меня: «Уж не откажите, голубушка, сделайте милость, век благодарны будем!». А я бы, между прочим, ещё подумала. Вон, как
