Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская
— Я хотел сказать, повзрослел. Похоже, смерть пошла тебе на пользу.
— Ищешь оправдание своим методам воспитания? — Он даже бровью не шевельнул, голос остался таким же равнодушным. Правда ли он ещё человек?
— Лишь говорю, что вижу. Я не думал, что собственный сын пойдёт на меня с мечом. Я полагал, что убиваю чудовище. Она виновата в твоей смерти, не я.
Иоши подошёл. Медленно. Шаг. Другой. Он приближался, пока не встал почти вплотную. Мэзэхиро невольно отметил, что ростом сын стал в точности как он. И в миг этого осознания он вдруг почувствовал, что смотрит в собственные глаза, видит собственное лицо, только на два десятка лет моложе.
— Она? — тихо спросил Иоши. — Ты говоришь о той, кого избрали боги? О той, что осмелилась пересечь море ради ответов? О той, что снискала помощь у самой Инари, и той, кого выбрала Каннон для покровительства? Чудовище? Та, которая не побоялась выпутаться из твоих сетей? Та, которая возродила всю Западную область и подарила жизни тысячам тех, кого ты приказал уничтожить? О ней ты говоришь, Сато Мэзэхиро?
И лишь последние два слова отозвались в его груди колющей болью. Не отец, нет. Он назвал его по имени. Значит ли это, что он отрёкся от своего рода?
— Я говорю о той, что предала меня, нас, всю империю. А после просто сбежала.
— Брось, нам всем известно, кто убил Миямото Мару. Ты хорош: двух правителей за такой короткий срок. Кто бы ещё мог подобным похвастать, а? — Иоши усмехнулся.
— Не смей. Ты и половины правды не знаешь. Лишь извращённую историю своей мягкотелой жены. Такому я тебя не учил.
— Верно. Ты учил меня побеждать. И единственное, о чём я жалею, это о том, что так глупо попался шиноби. Но если думаешь, что удержишь меня здесь, — подумай ещё раз. Я уйду при первой же возможности. Так что закуй меня в цепи, если так сильно не хочешь потерять.
— Что ж, если ты просишь… — Он знаком подозвал стражников, и те тут же схватили Иоши, заставив опуститься на колени. — Если хотел бежать — стоило воспользоваться моментом.
— И получить стрелу в спину? — спокойно спросил он. — Увы, в отличие от Хотэку, я летать не умею. Но не переживай, я найду способ, как от тебя уйти.
— Зря ты так. — Мэзэхиро склонился над сыном. Тот с гордо поднятой головой по-прежнему смотрел ему в глаза. — Я на своём веку ломал многих, но ты… Тебя не придётся, — заверил он. — Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, ты вернёшься туда, где тебе положено быть.
Иоши подняли под руки и увели во дворец Мудрости. Он не станет держать его вместе с преступниками, нет. Никто не должен знать, что император — чужак. Возвращение Иоши восстановит спокойствие среди народа. Никто больше не скажет, что сёгун отобрал власть. Никто не обвинит его в излишней жестокости. Теперь у Шинджу законный правитель, супруг наследницы рода Миямото. И ввиду отсутствия других кандидатов, осмелившихся претендовать на престол, всё обстоит как нельзя лучше. Осталось только вернуть Иоши на правильную сторону.
Мэзэхиро предполагал, что это будет нелегко. В столь юном возрасте чего не сделаешь ради любви… Он и сам едва не отрёкся от отца в своё время, намереваясь сбежать с избранницей, какую тот не хотел одобрить. Он ещё помнил то своеволие и ту глупую безрассудность, подчинившие его разум. Он помнил, как был готов на всё, только бы оставаться с ней…
Мэзэхиро взрослел быстро. Так он, во всяком случае, считал. Он усердно упражнялся, стараясь стать быстрее отца, сильнее отца, лучше отца. Сделать это было почти невозможно, но сам отец раз за разом повторял:
— Думай лучше, Мэзэхиро, и ты сумеешь побеждать тех, кто сильнее.
Он усердно изучал стратегию, но никогда не стремился к хитрости — это казалось бесчестным.
— Но бесчестие и хитрость не суть одно, — объяснял отец. — Хитрят шиноби. Они не объявляют поединок, они не раскрывают своих намерений, они подходят под личиной друзей, а затем обращаются врагами. Вот им не стоит доверять. Но хитрость в открытом бою не противоречит чести. Умение нанести точный удар, зная чужую слабость, — это ум, это стратегия. Это позволит тебе побеждать.
Мэзэхиро внимал и старался использовать приобретённые знания в бою, но получалось у него не слишком хорошо. Тогда он пошёл иным путём: отложил мечи и взялся за лук. Стрелял он метко, лучше прочих мальчишек, и отец одобрил его выбор. Теперь Мэзэхиро вместо грязного фехтования оттачивал чистое мастерство. Убивать в Шинджу было делом небогоугодным, однако простые цели его не захватывали, попасть было слишком легко. Тогда он сбегал в сад и, пока никто не видел, пробовал сбивать птиц, белок, мелких грызунов. Перед самым рассветом, когда земля только-только пробуждается, он напрягал слух и глаза, чтобы уловить малейшее движение.
Сначала получалось плохо. Даже, можно сказать, не получалось. Он то и дело промахивался, царапая деревья и пронзая землю вместо цели. Но позже… Первой его добычей стал чиж. Жёлтый, в чёрной шапочке, милая птичка. Мэзэхиро даже не поверил глазам, когда выпустил стрелу и тушка вдруг полетела на землю. Он застыл на миг, а затем, когда осознание и любопытство взяли верх над удивлением, помчался в кустарник, где и нашёл подбитую птицу. Чиж не был мёртв, ещё дышал, прерывисто вздымая грудку, но глаза его были прикрыты, а крыло странно вывернуто.
От увиденного к глазам вдруг подступили слёзы. То ли от жалости к себе, то ли от жалости к этой птичке. Он впервые столкнулся со смертью, и она была совсем не такая, какой он её представлял. Мэзэхиро ждал, что птичка упадёт замертво, что ему не придётся наблюдать чужую агонию, смотреть, как жизнь ускользает из маленького тельца. Но он смотрел. Желание помочь ей столкнулось с правдой о том, что тогда пришлось бы признаться в содеянном. Этого он не мог допустить. Поэтому смотрел. Смотрел и ронял слёзы на уходившую в его руках жизнь, оставлявшую на них багровые дорожки чужой крови.
Чиж стал первой жертвой. Он закопал его и не стал никому рассказывать, даже отцу. И долго, очень долго с тех пор не брал в руки лук и стрелы, обходясь ученической катаной. До тех пор, пока необходимость не заставила его вновь натянуть тетиву…
Но до той поры произошло другое, не менее важное для юного сердца событие. Он повстречал её. И встреча эта была худшей в жизни.
— Смотри, куда прёшь! — вскричала девчонка, толкнув его в плечо.
