Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова
Темнота сгущается, превращая маяк в чёрный шпиль на фоне звёзд. Иду мимо не останавливаясь. Знаю, Карго там нет. Это слишком близко, а академии, а значит, слишком многолюдно.
Ноги сами сворачивают к докам. Ржавые цепи бьются о бетонные сваи, а в воздухе висит запах гниющей рыбы — здесь всё ещё валяются сети, брошенные рыбаками после последнего шторма. Три года назад, когда только что попал в Даркленд, я нашёл его здесь: воронёнок с перебитым крылом ковылял между обломками лодок, шипя на каждое моё движение. Тогда он клюнул меня за палец до крови. Теперь шрам почти не виден, Карго единственный, кто понимает меня.
Лодочный гараж скрипит, словно старый корабль-призрак. Толкаю дверь плечом — внутри темно, только луна пробивается сквозь дыры в крыше.
— Карго? — шепчу, включая магфон. Свет вспарывает темноту, выхватывая знакомый силуэт.
Карго сидит на железной балке, перья взъерошены. В клюве нечто, чего рассматривать мне совершенно не хочется, но я понимаю. Карго был возле трупа Деборы, и изуродованное лицо его клюва дело.
— Зачем? — выдыхаю, чувствуя, как сжимается горло.
Карго выплевывает свой трофей и опускает голову, словно чувствуя вину. Его глаза блестят в свете экрана — чёрные, бездонные, как дыры в реальности.
— Карго спрятался. Не ругай, — отзывается он, а я протягиваю руку. Ворон клюёт палец, но слабо — словно извиняясь.
— Не прилетай в академию. Пока всё не уляжется, — приказываю я и треплю жесткие перья на его голове. — Обещаешь?
Ворон хрипло каркает, взлетая к дыре в потолке. Смотрю, как его силуэт растворяется в ночи. Я до сих пор не понимаю, зачем он это сделал. Не удержался? Вороны — хищники и не гнушаются падалью? Версия рабочая, но мне она не нравится, возможно потому, что я слишком очеловечиваю Карго, и мне кажется, что он так бы не поступил. Ищу подвох там, где его нет.
Возвращаюсь вдоль воды, пока холод не сковал тело окончательно. В кармане звонит магфон: наверное, Киран или Лиам беспокоятся о моем душевном состоянии. Или это мирс Амалия требует явиться на допрос. Неважно. Не хочу никого видеть и ни с кем разговаривать. Мне и так слишком хреново. Ведь я знаю, что виноват в случившейся трагедии.
* * *
Дана
Меня до сих пор потряхивает от того, как быстро комната освобождается от вещей Деборы, которая была тут хозяйкой целых три года. Стеллажи, на которых раньше валялись духи Деборы с ядовито-сладким ароматом груши, теперь пусты. Даже следы от её лака для ногтей остались на тумбочке — чёрные брызги, которые не отскоблить. Мирс Амалия вынесла всё крупное: платья с вышитыми змеями, коллекцию запрещённых артефактов, даже её неумело нарисованные картины. Осталась только коробка с ерундой: сломанная заколка в виде паука, кружка с надписью «Самый милый некромант», три бульварных романа с обтрепанными углами. Никогда быне подумала, что Дебору может заинтересовать что-то подобное. Смутно представляю ее с книгой «Мой нежный демон». Но у всех нас свои тайны, пристрастия и пороки.
Несси молчит. Не плачет, не ноет, не задаёт глупых вопросов. Просто методично заполняет шкаф, будто именно в этом сейчас заключается ее предназначение. Её вещи — как у всех здесь: чёрные брючные костюмы, серые пиджаки, бесформенные свитера. Ни логотипов, ни кричащих принтов. Вещи явно не бредовые, многие без бирок, уже ношенные, но все в идеальном состоянии, что выдает умение хорошо одеваться при ограниченном бюджете. А еще, Несси, явно, аккуратистка. Пижама сложена в квадрат как армейская постель. Даже носки свёрнуты в аккуратные шарики.
Внизу шкафа выстраивается армия обуви. Новые лодочки на шпильках — блестящие, словно никогда не касались асфальта. Рядом ботинки на плоской подошве, натёртые до матового блеска. И кеды… Кеды заставляют меня замереть. Потертые, но дорогие. У меня, была такая пару лет назад. Несложно догадаться, какой стиль предпочитала моя соседка в обычной жизни.
Несси достаёт из чемодана книгу в потёртом переплёте, и я краем глаза пытаюсь разглядеть название. Но обложка черная, а тисненые буквы почти не видны с этого ракурса. Непонятно даже это художественная книга или что-то другое. Несси ловит мой взгляд и резко отворачивается, прижимая книгу к груди.
— Спокойной ночи, — бросает она, выключая свет. Голос ровный, без намёка на эмоции.
— Ага… — отвечаю я, зарываясь в подушку, и начинаю засыпать. Хотя думала, что после кошмарного утра и воспоминаний об изуродованном теле Деборы, я не смогу даже закрыть глаза.
Но впервые за год я не вжимаюсь в стену, боясь, что соседка подмешает яд в чай. Несси дышит тихо, как робот в спящем режиме. Её вещи не лезут на мою половину, запах её геля для душа нейтральный — морская соль. Может, она, и правда, просто хочет выжить. Как и я. Тогда нам будет весьма комфортно вместе.
Но это сейчас неважно. Важно, что сегодня я сплю, не прижимая под одеялом нож. И это уже прогресс.
Ночь густая, темная и тихая. Просыпаюсь рывком, как будто кто-то дёрнул за невидимую нитку, привязанную к рёбрам. Глаза слипаются от сна, но полоска жёлтого света под дверью ванной не дает покоя. Я какое-то время тупо таращусь на нее, не в силах заставить себя встать. Становится интересно, что там происходит. После неожиданной смерти Деборы я становлюсь слишком подозрительной. Непонятно, что задумала эта странная новенькая. Вдруг только с виду она такая, уравновешенная и спокойная, а сама сейчас лежит ванной и лезвием в руках. Кто этих безэмоциональных знает? Они скрывают эмоции, а в душе бушует настоящая буря. В Даркленд не попадают люди с простой судьбой. У каждого учащегося здесь своя трагедия. И все справляются по-разному. Дебора вот не смогла, а по ней и не скажешь. С виду, эта стерва любила жизнь.
Не могу сказать, что меня всерьез волнует Несси и ее судьба, просто я не хочу проблем и смертей рядом с собой, поэтому все же решаю проверить, все ли хорошо у моей новой знакомой. Кровать скрипит, когда сползаю на холодный пол. Пальцы ног впиваются в шершавый ковёр, пока крадусь к двери. Кровь лихорадочно стучит в висках. Прижимаюсь к стене, затаив дыхание. Дверь в ванную приоткрыта. Вижу отражение в зеркале: Несси в пижамных шортиках цвета асфальта и чёрной майке, которая съехала на одно плечо. В руках — тупые кухонные
