Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы

– Мне бы хотелось чаще бывать с тобой, а не с ней, но это сложно. Да, мы начали побеждать, но нам предстоит сделать еще очень многое. Боюсь, что в ближайшие дни я буду безвылазно работать в кабинете.

Я почувствовала облегчение, когда узнала, что в скором времени он будет очень занят.

– Вы так тяжело трудитесь во благо государства. Пожалуйста, не забывайте о своем здоровье и берегите себя.

Этот завтрак давался мне крайне сложно. Когда я положила в рот кусочек гусиной печени, я не почувствовала никакого вкуса, лишь неприятную горечь. Но перед Сюаньлином мне стоило сохранять невозмутимое лицо, иначе весь мой план пошел бы насмарку. Я обязана была на время забыть о злости и обиде, чтобы из-за глупых эмоций не потерять все, чего я добилась. Я изображала радушную хозяйку, накладывала угощения в его тарелку и смеялась над его шутками. В тот день я поняла, как тяжело оставаться добродетельной женщиной, живя во дворце. Если хочешь сохранить образ хорошей жены, ни в коем случае нельзя показывать, как тебе больно, нельзя говорить вслух о том, как ты страдаешь. Я не могла не восхищаться нашей императрицей и ее выдержкой. Ей постоянно приходилось бороться с наложницей Хуа, но вне зависимости от того, побеждала она или проигрывала, она никогда не показывала своих эмоций и сохраняла абсолютно невозмутимое выражение лица. Но сколько же горечи и страданий скрывалось под маской спокойствия? Как она могла с таким достоинством нести тяжкий груз одиноких лунных ночей?

Мои мысли прервал император, который положил в мою тарелку жареные побеги годжи.

– Попробуй. Это очень вкусно, – сказал он и ласково улыбнулся.

Я поблагодарила его и посмотрела на лежащую на тарелке зелень. В этот момент у меня резко похолодело в груди и сжалось сердце. Меня обуревало столько чувств, что было крайне тяжело оставаться на месте. Мне казалось, что я очень похожа на ростки годжи, которые кинули на раскаленную сковороду с маслом, потом посолили, много раз перемешали, чтобы они пропитались ароматом, а потом аккуратно выложили на красивую фарфоровую тарелку, украшенную цветочками и животными.

Когда стол наконец опустел, в зал вошел Ли Чан и доложил, что министры собрались в зале Июаньдянь и ожидают императора. Сюаньлин поспешно ушел, а я удалилась во внутренние покои.

Цзиньси догадалась, что сейчас у меня дурное настроение, поэтому отослала всех служанок и сама принесла мне чашку чая.

– Госпожа, попейте чаю, вам станет легче… – сказала она шепотом.

Я сжала зубы от злости. Мне неимоверно сильно хотелось бросить чашку на пол, чтобы она разбилась на десятки белых кусков, но я сдержалась. Я поставила ее на стол, да так, что чай расплескался по всей столешнице.

– Отлично! Просто замечательно! Все вокруг считают меня полной дурой! – сердито воскликнула я.

– Я понимаю, почему вы злитесь, госпожа. После отравления принцессы Вэньи прошло совсем мало времени, а император уже хочет вернуть госпожу Хуа на должность помощницы императрицы и дать ей власть над гаремом. Любой бы на вашем месте почувствовал разочарование.

Я глубоко вздохнула. В моей душе смешались горькая обида, страх и злость, но в то же время я яснее ясного понимала, что такова жизнь при дворе и император мне ничего не должен.

Задумавшись, я начала водить по столу острыми золотыми наперстками, надетыми на безымянный палец и на мизинец правой руки. Шкряб, шкряб. Там, где заостренные металлические концы касались дерева, оставались белые царапины. Бум! Я ударила кулаком по столу и сказала:

– Нет смысла жаловаться или разочаровываться из-за того, как именно император решил этот вопрос. У фэй Хуа могущественная семья, прославившаяся боевыми подвигами. Нельзя их недооценивать. Сегодня мне удалось помешать ей вновь обрести власть над гаремом, но пройдет время и император снова задумается об этом. – Во мне бурлили злость и негодование. – Если она уже посмела обвинить меня в отравлении принцессы, то что же будет, когда она станет второй главой гарема? Боюсь, что я умру и мое тело сбросят в общую могилу.

Цзиньси опасалась встречаться со мной взглядом, пока я была в таком настроении. Она опустила глаза и стала рассматривать свои туфли.

– Наши войска бьются на юго-западе и одерживают победу за победой. Если так пойдет и дальше, то ситуация станет еще сложнее, – негромко сказала Цзиньси. – Рано или поздно госпожа Хуа вернется на свое место, и было бы хорошо, если бы вы успели подготовиться. Как говорится, предупрежден – значит вооружен. – Цзиньси помолчала немного, а потом добавила: – Вы же сами сегодня упомянули, что император велел госпоже Мэйчжуан обучаться управлению гаремом, когда благоволил ей. Но потом вмешалась госпожа Хуа, которой не понравилась эта идея. И вскоре с госпожой Мэйчжуан приключилась беда, поэтому она так и не стала помощницей императрицы.

Я слушала ее, крепко сжав губы. Когда Цзиньси замолчала, я начала размышлять вслух:

– Из тех, кто вошел во дворец в одно время с нами, Мэйчжуан раньше всех добилась благосклонности императора, поэтому для него она была особенной. Как же я жалею, что слишком поздно увиделась с Его Величеством! Если бы я его не избегала, то меня не считали бы наложницей, у которой мало опыта. На Линжун можно даже не рассчитывать, потому что у нее слишком низкое происхождение. А что касается Мэйчжуан… Ты сама слышала, каким тоном говорил о ней император. Он даже не думает выпускать ее из заточения.

Старшая служанка молча обдумывала мои слова, а потом вдруг сказала:

– Можно защититься от воров с улицы, но не убережешься, если вор живет в доме. Госпожа, вы можете сказать, что это не мое дело, но мне показалось, что Хуаньби вела себя слишком дерзко во время завтрака.

Я бросила на служанку недовольный взгляд:

– Ты тоже это заметила?

Цзиньси кивнула и спросила:

– Может, я зря так беспокоюсь?

Я растерялась, не зная что ответить. Чтобы выиграть время, я взяла чашку с остывшим чаем и сделала пару глотков.

– Не то чтобы зря… Ты очень проницательная. Другие наверняка вообще ничего не поняли.

Когда я вспомнила о том, как вела себя Хуаньби, во мне вспыхнул гнев, который я с трудом подавила. Я мрачно усмехнулась и посмотрела на окно. Сквозь тонкие занавески в комнату проникали лучи жаркого солнца, но они