Дьяволы - Джо Аберкромби
Алекс снова потянулась к ней:
— Но ты — единственная…
Солнышко отступила:
— Ты найдёшь что-то ещё. Ты принцесса. Я эльф. Звучит как неудачная шутка. Да это и есть неудачная шутка.
Тишина. В темноте. Они вдвоём, так близко друг к другу, но так невозможно далеко друг от друга.
Затем Алекс встала. Она держалась очень прямо, как учил её барон Рикард:
— Ты права. — она разгладила платье. — Я больше не могу позволить себе… глупости. — и она прошла мимо Солнышко обратно в покои императрицы.
— Алекс!
Она обернулась, и в уголках её глаз мелькнул проблеск надежды.
— Возьми, — Солнышко протянула ей светильник. — Я и без него вижу.
Якоб стоял на коленях в луче света перед окном, склонив голову и сложив руки, словно святой на картине готовясь к мученической смерти.
Солнышко немного толкнула панель и проскользнула боком. Затем, чтобы не показаться грубой, выбрала покоробленную половицу, которая, как она знала, должна была скрипнуть, и навалилась всем весом.
Якоб поморщился, оглянувшись через плечо, его шея громко щёлкнула.
— Солнышко? Это ты?
Она выдохнула и села на кровать, опустив голову:
— А сколько невидимых эльфов ты знаешь?
— Это мог быть Святой Дух, — проворчал он, медленно вставая.
— Зачем бы ему тебя посещать?
Якоб прищурился, глядя на открытую панель в стене и на полоску тьмы, виднеющуюся у края:
— У меня здесь тайный ход?
— В таких местах они повсюду. Что делаешь?
Якоб вздохнул, словно обдумывая ложь, и сдался:
— Молюсь.
— Я думала, ты больше не веришь в бога.
— Может быть, я надеялся… Он ещё верит в меня. — он поморщился, опускаясь на кровать рядом с ней — и он, и каркас кровати издали жалобный стон.
— У Алекс кровать получше.
— Ну, она принцесса, а я убийца.
Тишина затянулась. Якоб не из тех, кто умеет красиво болтать, но в молчании был мастером.
Солнышко медленно вздохнула:
— Кажется, она выйдет замуж за Аркадия.
Якоб тоже медленно вздохнул:
— Думаю, в конце концов, так будет лучше.
— Лучше для кого? — прошептала Солнышко. Ей хотелось плакать, но она не знала, как это делается. Вместо этого она наклонилась вбок и продолжала наклоняться, пока не упала на колени Якоба, прижав руки к груди. Через мгновение он обнял её.
Нежность была последней вещью, которую можно ожидать от старого рыцаря, но для человека, который всю жизнь убивал эльфов, он был на удивление хорош в объятиях.
— Я просто хотела… чего-то, — сказала она. — Для себя.
— Никто этого не заслуживает больше.
— Но я не могу этого получить. — снова тишина. Вдали за окном кружили и кричали птицы.
— В молодости, — сказал Якоб, — Я думал, что строю на века, стремлюсь к чему-то. К какому-то идеальному положению вещей. Мира. Себя. — он мягко переступил под ней одной ногой, затем другой. — Доживёшь до моих лет, поймёшь — ничто не вечно. Ни любовь, ни ненависть, ни война, ни мир. Если что-то не закончилось… значит, ты ждала недостаточно долго.
Солнышко шмыгнула носом:
— Это должно утешить?
— Это должно быть правдой. У тебя что-то было. Будь благодарна за это. — Якоб глубоко и страдальчески вздохнул. — Теперь тебе придётся отпустить.
Глава 61 «Меч и книга»
Базилика Ангельского Явления почти не изменилась со времени последнего визита Якоба.
Глубокая тишина, в глубине которой каждый шаг, слово или шёпот рождали гулкое эхо. Горько-сладкий запах полировки и старого ладана. Бесконечные ряды скамей, рассчитанных на тысячи человек, потемневших от веков полировки благочестивыми задницами. Монахини в багряных капюшонах склонились с горящими огоньками над лесом свечей, торчащем из куч старого расплавленного воска. Звезда из сотни копий над алтарём, установленная на огромном колесе из стали и золота. Копья блаженных героев Первого крестового похода, которые сражались и побеждали, а затем проигрывали ещё до рождения Якоба. А в центре — пять стеклянных сосудов, в каждом из которых хранилось перо ангела в солёном растворе — реликвии ангельского явления, побудившего святого Адриана заложить краеугольный камень базилики, зарытый глубоко под алтарём. И сейчас над ним стояли Патриарх и целая армия священников в позолоченных облачениях, усыпанных тёмными драгоценностями, готовясь провести императорскую коронацию и королевскую свадьбу в едином действии.
Стены были почти не видны из-за акров образов, втиснутых в рамы от мозаичного пола до затенённого купола. Некоторые были маленькими, как ладонь Якоба. Другие — огромными, как дверь амбара. Некоторые были оправлены в серебро или золото. Некоторые были вставлены в грубо обработанное дерево, отполированное веками обожающих кончиков пальцев. Тысячи и тысячи святых и ангелы в виде крылатых людей, и ангелы в абстрактных образах: круги глаз, спирали крыльев, лучи огня, заросли цепких рук.
Одна фигура привлекла внимание Якоба: не похож на одного из святых, с этими их глазами, вечно благоговейно закатанными к небу, а в шрамах и с едва заметной улыбкой. Словно вместо размышлений о добродетелях он придумал шутку и старался не рассмеяться:
— Святой Стефан? — спросил брат Диас.
— Великий защитник. Покровитель воинов. — Якоб понял, что потянулся, почти коснувшись киота, и отдёрнул руку. — Я годами носил такой образок. Прикрученный к обратной стороне щита. Просто мазня, далеко не такая изящная, как эта.
— Что с ним стало?
— Похоронил вместе с другом. — Якоб поморщился. Он привык к боли, но сейчас приступ был поистине острым. — А может, врагом.
— Чьи это могилы? — спросил брат Диас, кивнув в сторону святилища рядом с ними, на кафедру, надписи и ряды обветшалых гробниц.
— Герои Трои, отдавшие свои жизни, защищая город во время Второго крестового похода. Это, должно быть, Вильгельм Рыжий. — Якоб посмотрел на статую зловеще сверкающего идеального воина. — Сомневаюсь, что скульптор когда-либо встречался с ним. Ни за что не догадаешься, что у него одна нога короче другой и самый кривой нос в Европе. Посмотри на него сейчас. Вечно молодой. Вечно великолепный.
Брат Диас кивнул на пару пустых каменных ящиков, всё ещё ожидающих своего груза костей:
— Может быть, когда-нибудь и тебе найдётся место рядом с
